Тайна Старого Леса
Шрифт:
Стало тревожно, сердце подозрительно заныло, словно предчувствуя грядущие неприятности.
– Вечером, когда уже стемнело, я сидел на дереве возле дома Элсмет...
Да, я только что ошиблась. Какой там взрослый, разум, как у младенца!
– И что ты там забыл?
– Ну Анна, ну что ты, в самом-то деле? Просто мы с Артуром поспорили, правда ли, что Рона бегает к ней. Она сама хвалилась, я слышал. Вот только врет она все, я уверен. А Артур ей верит.
– А не кажется ли тебе, милый мой братец, что вы все: и ты, и Рона, и Артур - рано возомнили себя взрослыми?
– Анна!
– укоризненно воскликнул Анри.
– Я потому и пришел к тебе, что папа бы просто отругал меня за то, что сую нос не в свое дело. Я ведь не маленький, все прекрасно понимаю. Но, - тут брат понизил голос до шепота, - хоть Рона и не пришла, но кое-кого другого я увидел. От Элсмет вышел Густав Арье!
– Кто? Ты уверен?
– вот тут-то мне и стало совсем не по себе. Ясно, что этот визит принесет
– Уверен. Он сделал пару шагов, спохватился и накинул на голову капюшон, но я уже успел прекрасно его рассмотреть. Он прошел как раз недалеко от того дерева, на котором я сидел. Он это был, не сомневайся.
– А он тебя увидел?
– Нет, конечно.
– Но зачем бы ему приходить к Элсмет? Допросить? Его племянник был сегодня у Питера.
– Скажешь тоже!
– фыркнул Анри.
– Питер почти не ходит, его в ратушу не вызовешь. А остальных ведь допрашивали именно там. Да еще и этот Дюкре все сказанное записывал.
Я кивнула. Брат был абсолютно прав. И это внушало тревогу. Что понадобилось Густаву Арье у Элсмет? Какие у них могут быть общие секреты? Знахарка меня не любит - и это еще мягко сказано. Что она могла сообщить Старшему Дознавателю? К тому же с нее станется и оговорить меня. А еще я была уверена, что Элсмет о чем-то догадывается, а то и знает наверняка, недаром ведь так прожигает меня взглядом при встрече.
– Так, Анри, ступай спать и никому, ни единой живой душе, не рассказывай о том, что ты видел, не то неприятностей не оберемся.
– Да сам понимаю, не маленький.
И брат оставил меня одну, а я той ночью так и не смогла уснуть. Утром я встала совсем разбитая, а голова раскалывалась от боли.
Я ожидала, что меня в тот же день снова вызовут в ратушу и боялась, что головная боль помешает мне отвечать на вопросы Дознавателей так, чтобы не наговорить лишнего. Но мне повезло: не то Элсмет ничего обо мне не говорила, не то Густав не придал ее словам особого значения, но на допрос меня никто не звал. И спустя пару дней я немного успокоилась.
Между тем среди незамужних девушек и даже вдовушек царило оживление: еще бы, в городке появилось сразу столько новых холостых мужчин! Наиболее дальновидные строили глазки гвардейцам (здесь были хорошие шансы заарканить добычу, получить предложение и переехать по окончанию дознания жить в большой город), в то время как несколько особо упрямых - или же чрезмерно уверенных в своих силах - разве что только не дрались за внимание писаря. Примечательно, но на Этьена Арье глаз никто не рискнул положить.
– Больно важная птица, не нам чета - это раз, - загибая тонкие пальчики, поясняла мне Хельга.
– Дядюшка, ежели кого заподозрит в желании окрутить племянника, в порошок сотрет - это два. Серьезен совсем и неулыбчив - это три. Да и вообще, как посмотрит иной раз, так и кажется, будто в самую душу заглядывает и все-все про тебя знает. Ну вот кому такой нужен?
– То-то мне его Вероника так охотно уступила, - рассмеялась я.
При упоминании имени соперницы Хельга помрачнела. Оказывается, Вероника приступила к делу покорения писаря весьма серьезно. Якобы случайно встретив его у ратуши, угостила собственноручно испеченным яблочным пирогом. Затем, опять-таки "случайно" столкнувшись с Филиппом вечером, предложила показать "чудо какое красивое местечко на берегу пруда". И в довершение вытребовала у него обещание непременно потанцевать с ней на грядущей свадьбе Алана и Лизбет. Успехи же самой Хельги были более чем скромны. Увидев заходящего в храм Филиппа, девушка со всех ног рванула за ним - негоже ведь, чтобы гость городка осматривал сию достопримечательность в одиночестве. Но надолго завладеть вниманием писаря Хельге не удалось, поскольку появился священник и Филипп в самых галантных выражениях дал спутнице понять, что ее общество является нежелательным. Мне было немного жаль приятельницу, но этой всеобщей увлеченности Филиппом я не понимала. Честно говоря, вся эта суматоха вокруг особы писаря сильно напоминала не столь давнее восхищение Питером, закончившееся, как известно, довольно плачевно. Сам же Дюкре производил, на мой взгляд, впечатление пусть и привлекательного внешне, но весьма недалекого молодого человека. Несколько раз я встречала его то возле ратуши, то недалеко от храма. При встрече он неизменно улыбался, а пару раз даже отпустил мне несколько неуклюжие комплименты. А вскоре произошло еще одно событие, немало меня озадачившее. Утром на городок опустился туман, настолько густой, что рассмотреть причудливо искаженные очертания зданий и силуэты прохожих можно было лишь с расстояния нескольких шагов. Поэтому я сначала услышала приглушенные голоса, а лишь потом разглядела попавшуюся на моем пути парочку. Когда же я поравнялась с ними, то с удивлением узнала в собеседниках Филиппа Дюкре и Элсмет. В ответ на мое приветствие Филипп расплылся в улыбке, а вот выражение лица знахарки мне помешал рассмотреть туман. Но мне почудилась недобрая усмешка на ее губах. Жаль, что они говорили так тихо - слов не разобрать. Чего же добивается Элсмет? Сначала Густав, теперь Филипп. Не знаю, говорила ли она с Этьеном, но, судя по всему, если беседа еще не состоялась, то ждать ее осталось недолго. Сам же младший Арье оставался для меня загадкой. Я хорошо помнила его поведение в ратуше при допросе, а потом и в доме Питера. Судя по этим двум встречам, Этьена никак нельзя было отнести к числу моих доброжелателей. Я даже ожидала от него очередной издевки или подвоха, но я ошиблась. Если мы случайно встречались, то он весьма тепло приветствовал меня. Могло даже показаться, что он относится ко мне с симпатией. Однако же я знала, что Этьен продолжает собирать сведения обо мне - то один, то другой знакомый упоминали, что в разговоре с помощником Старшего Дознавателя всплывало мое имя. И это меня настораживало и беспокоило. Похоже, что Арье пытается узнать побольше, чтобы при случае загнать меня в угол. Отчего-то эта мысль была неприятной. Враждовать с Этьеном мне совсем не хотелось.
Дни летели. Никаких признаков того, что дознание хоть сколько-нибудь продвинулось, заметно не было. Некоторых горожан вызывали в ратушу повторно, но я в их число не попала. Несколько раз Этьена видели в храме, увлеченно беседующим со священником. А Ролан рассказывал, что младший Арье допоздна задерживается в архиве ратуши. Знать бы еще, что он хочет там обнаружить... Между тем Густав и Филипп с каждым днем, казалось, все меньше уделяют времени и внимания своим непосредственным обязанностям. Старший Дознаватель вечера проводил в общем зале трактира, где пил наравне с местными мужиками. Те вскоре решили, что он "свой в доску" и приняли его в компанию. Густав стал участником ежевечерних пересудов, а иной раз и сам рассказывал интересные истории из жизни большого города и из своей практики. Мужики слушали, разинув рты, а придя домой, пересказывали домочадцам услышанное. Причем, как я подозреваю, некоторые подробности из числа самых красочных, появлялись в этих историях именно благодаря пересказчикам. У Филиппа Дюкре на попойки в трактире времени не было - он наслаждался вниманием девушек, что не теряли надежды его окольцевать. К немалой досаде Хельги, он все-таки выделял, пусть и не столь заметно, Веронику. Во всяком случае, на свадьбе Лизбет и Алана он с ней плясал два раза, а с прочими - Хельгой, Катриной, Марион и Виолой - по одному, о чем мне не преминула сообщить крайне довольная Вероника. Собственно, меня Филипп не пригласил не разу, но в обиде на него за это я не была.
Питер уверенно шел на поправку. После встречи с Этьеном Арье у него дома я была уверена, что мне больше не взбредет в голову навещать раненного, но едва ему стало лучше, к нему вереницей потянулись многочисленные друзья, как парни, так и девушки. И если они звали с собой меня, то повода отказаться я чаще всего не находила. Каким-то удивительным образом получилось так, что мы с ним сдружились. Иногда я приходила к Питеру одна и тогда мы прогуливались вдвоем по саду - очень медленно, постоянно останавливаясь передохнуть. Поначалу я побаивалась, что Питер снова заведет речь о своем отношении ко мне, но, к моему облегчению, этого не произошло. А я сама ни на мгновение не забывала, что он - чужой муж, пусть жена его и была заперта в камере в подвале ратуши.
Той ночью я проснулась от смутного беспокойства. Невнятное поначалу чувство нарастало, непрерывно усиливаясь, заставляя едва ли не в панике вскочить с постели, одеться, обуться, схватить теплый плащ и выскочить на улицу. Я прекрасно понимала, что не должна так поступать, что меня могут увидеть и донести Дознавателям, что самым лучшим выходом будет вернуться домой и лечь в постель, но страх, дикий, иррациональный, заглушал голос рассудка. Моего здравомыслия хватило лишь на то, чтобы по улицам не бежать, а осторожно красться, то и дело озираясь. И лишь добравшись до кладбища, я ускорила шаг - вряд ли здесь меня кто-то увидит. Пустырь я пересекла уже бегом. Показавшаяся привычной тропинка до поляны гладко легла под ноги, выводя меня к древнему Дубу. И в призрачном свете луны мне открылась невероятная, страшная картина: Волк, огромный, серебристый, оскаливший зубы, замерший в центре небольшой полянки и застывший, прижавшись к дереву, Этьен Арье с охотничьим ножом в руке.
– Нет!
– заорала я и бросилась вперед, прикрывая собой Этьена.
– Нет! Не надо! Не смей! Не трогай!
И оцепенела, услышав совсем неожиданный звук. Смех. Этьен смеялся.
– Ну вот, Анна, - произнес он, когда я, не веря своим ушам, повернулась к нему, - я подозревал, что ты придешь сюда - и я не ошибся.
...Я сидела, прислонившись спиной к Дубу. Странно, но холода я не ощущала, напротив, земля, прикрытая слоем опавшей листвы и плотной тканью плаща Этьена, была теплой, а дерево и вовсе согревало почти как очаг. Рядом растянулся Волк, положив голову мне на колени. Одной рукой я перебирала его густую шерсть, а другую сжимал в ладони сидевший рядом Этьен. Странно, но рядом с ним я чувствовала себя в абсолютной безопасности. Возможно, потому, что Волк, обнюхав Арье, не стал демонстрировать агрессию, а мирно уселся у моих ног. Или потому, что Этьен заботливо бросил на землю свой плащ, чтобы мне было удобней. Но я так легко поверила в то, что он не желает мне зла, что он на моей стороне, что это вызывало даже легкое удивление. Как и то, что мы разговаривали, словно давние друзья.