Тайна всех тайн
Шрифт:
Все это он, Кирилл Петрович, понимал теперь с предельной ясностью. Больше того; он видел уже контуры той математической картины, которая должна была заложить основы совершенно новой науки: релятивистской теории информации, то есть действующей лишь при скоростях тел, сравнимых со скоростью света.
И все это - увы!
– было самообманом, потому что приборы ОЦУТа давно уже категорически утверждали, что он больше не способен думать с необходимой логичностью, и могли в любую секунду отдать вычислительному центру корабля "Юг" приказ прекратить работу.
Несправедливость!
Автоматы отрицают это?
Тем хуже для них. Они - с конвейера. И дело не только в том, что природа создала человека, как систему с громадным запасом прочности. Они - все десятеро сотрудников лаборатории - вышли в космос, чтобы полнее проявить себя. Лишь это оправдывает необходимость посылать туда людей. И потому-то их подбирали не только как сумму специалистов разных профессий, но и как сплав индивидуальностей. Человеческий коллектив, сосредоточившийся на решении единой задачи,- самое жизнеспособное целое, что только может быть создано земной цивилизацией.
Нет. Подчиняться нельзя. Надо стоять до конца. Нужно поработать еще хотя бы час.
Он отключил от себя всю систему ОЦУТа. Его статут - начальник экспедиции и первый заместитель председателя Звездного совета - давал ему право принимать чрезвычайные решения. Это было одно из них.
"Мое решение, - сказал он себе, - не бунт против засилия автоматики. Оно - закономерное проявление того, что возвысило человека над живой и неживой природой. Это проявление воли".
Информатор замигал было красным протестующим глазом. По его суждению, Кирилл Петрович, видимо, и на такое решение уже не имел права.
Кирилл Петрович выключил и его. Он передал Автономному пульту "Юга" не только функции контроля (функции общего дежурного он передал ему раньше!), но и контроль за контролем, то есть поступил так, будто люди вообще покидали корабль.
И пришла тишина.
Глава пятая
СТОЯТЬ ДО КОНЦА (Продолжение)
Вернувшись через несколько часов в операторскую, Пуримов опустился в кресло и сидел, устало откинувшись на его спинку и закрыв глаза, до тех пор пока Кирилл Петрович не спросил:
– Ну что там у вас, Новомир?
Чувство удовлетворения переполняло Кирилла Петровича.
Пуримов, выпрямившись в кресле, открыл глаза.
– В одном месте усомнился было. Пришлось делать анализы. А так...
– А у меня, знаете, есть кое-что. И между прочим, первый толчок мне дала одна ваша мысль. Сказать вам какая?
Пуримов поднял глаза на Кирилла Петровича, улыбаясь ему устало и смущенно, и вдруг закрутил головой, оглядываясь. Затем он рывком поднялся с кресла, приблизился к Главному пульту и несколько секунд всматривался в запись на экране Информатора: "Системы ОЦУТа отключены. Автономный пульт - в режиме оптимальной стабилизации".
– Почему тишина?
– спросил он у Кирилла Петровича.
Ответить тот не успел: Пуримов заметался у приборных панелей, нажимая кнопки автономных пускателей. И как будто рухнули стены: залились трелями звонки, сразу на десятках экранов заполыхали тревожные красные огни, вспыхнули табло:
РЕЗКОЕ УВЕЛИЧЕНИЕ УСКОРЕНИЯ!
ТЕМПЕРАТУРА СЛОЯ А - 1400 ГРАДУСОВ, СЛОЯ Б - 1200, СЛОЯ В - 1500 ГРАДУСОВ.
И, перекрывая все звуки, прерывисто завыла сирена общей тревоги, привлекая внимание к надписи из больших белых букв, перечеркнувшей экран кругового обзора:
АВТОНОМНЫЙ ПУЛЬТ НЕ СПРАВЛЯЕТСЯ С КОРРЕКЦИЕЙ
ТРАЕКТОРИИ.
Но Кирилл Петрович смотрел не на экранм: вновь вспыхнувший на его браслете глазок ОЦУТа был не желт, и не изумрудно-зелен, и даже не темно-красен. Он был почти черен, словно рубин самой густой окраски.
– Новомир, - сказал Кирилл Петрович, - примите дежурство. Пуримов резко обернулся.
– Какое дежурство!
– Несколько мгновений он с ненавистью смотрел на Кирилла Петровича, потом бросился к Аварийному пульту и, одну за другой нажимая кнопки, продолжал: - Страусиная политика! И вот финал: приборы ОЦУТа говорят неприятную правду? Выключить их! Отгородиться от беспокоящей информации!.. Да это же самая настоящая дряхлость! Смерть!..
Кирилл Петрович почти не слышал того, что говорил Пуримов. Рубиновый глаз ОЦУТа гипнотизировал его.
– Примите дежурство, - повторил он.
– Автоматы подчинились мне: я уже общий дежурный, - грубо ответил Пуримов.
– Чего вам еще?
– Отдайте команду: "Семьдесят шестая станция немедленно переходит из резерва на бывшую орбиту Восемнадцатой".
– Семьдесят шестая тоже слетит на Солнце!
Кирилл Петрович посмотрел на глазок ОЦУТа: черен как ночь.
– Восемнадцатую столкнули мы сами, - сказал он.
– Семьдесят шестая удержится.
В глазах Пуримова он увидел откровенную жалость. "Он тоже глядит на ОЦУТ", - подумал Кирилл Петрович.
Не ответив, Пуримов сделал несколько переключений.
Вокруг по-прежнему был ад полыхающих титров, экранов, сигнальных огней. Выдвигаясь из-под обреза экрана кругового обзора, медленно наплывал на черноту неба край зернисто-огненной поверхности Солнца.
– Через семь минут, - сказал Пуримов.
– Энергокапсула?
– Да.
В стене отсека слева и справа от Аварийного пульта открылись ниши. По форме они были словно оттиски фигуры человека, широко расставившего ноги и руки. Пуримов спиною вдвинулся в одну из ниш. Стена закрылась за ним и почти тотчас вытеснила из себя белоснежную куклу почти в два раза толще и на полметра выше Пуримова. Но это был он: сквозь открытое забрало шлема виднелось его посеревшее лицо.
Подойдя к Кириллу Петровичу, он сказал:
– Капсула выйдет к "Востоку". Ближе никого нет.
Кирилл Петрович тоже надел скафандр.
Стоя у Аварийного пульта, они некоторое время молча следили за тем, как перемещается по шкале стрелка концентратора энергии. Максимум должен был наступить через 5-6 минут.
– Все идет по принципу незаменимости, - сказал Пуримов. Мы с вами разно наполненные сосуды.
Понимая, о чем он говорит: о том, что из них двоих именно он, Пуримов, должен оставаться, чтобы корректировать полет энергокапсулы, - Кирилл Петрович ответил: