Тайна затворника Камподиоса
Шрифт:
– Мы, цыгане, очень во многом отличаемся от других народов. И поэтому нам в Андалузии приходилось так же туго, как евреям или маврам. Представь себе, эти пайо, как мы, цыгане, называем всех нецыган, устроили во всех больших городах юга Испании штанерии – кварталы, где мы должны ютиться в тесноте, потому что не хотим отказываться от наших обычаев и привычек. В Севилье такой квартал называется Триана, в Хересе – Сантьяго, в Кадисе – Сан-Фернандо. В этих кварталах мы влачим жалкое существование, в самых недостойных и унизительных условиях, мы – народ, который превыше всего ценит свободу!
Витус не знал, что на это ответить. Он почувствовал, как учащенно забилось ее сердце, как во время рассказа о пережитых несправедливостях и обидах ее охватывает не находящая выхода ярость. Свободной рукой он ласково погладил ее по спине.
– В гитанериях – колыбель фламенко, – продолжала она. – Мы с отцом родом из Севильи, где до сих пор живет наша семья, которую нам пришлось оставить.
– Тебе не больно об этом вспоминать?
– Ты хочешь об этом поговорить?
– Да, сегодня да. Однажды ты меня уже спрашивал, но тогда я еще не была готова! – Она снова поцеловала его руку, лежавшую у нее на груди. – Сейчас все по-другому. Значит, слушай... Примерно полтора года назад я должна была выйти замуж за Рубо. Мои отец, мать и вся наша семья жили тогда в Триане. Жили трудно, но не хуже других. Отец был кузнецом, это одна из немногих профессий, которой дозволено заниматься цыганам. Он давно обсудил все подробности нашей свадьбы с родителями Рубо – и как мы свадьбу отпразднуем, и какие будут подарки с чьей стороны. Обсудили все до мелочей! Моя мать отдала мне свое свадебное платье, дорогую семейную реликвию, которая перешла к ней от бабушки, а той досталась от прабабушки.
– Ты не сама выбирала себе жениха?
– Нет, у нас, у цыган, это не принято. Но я по этому поводу вовсе не переживала. Ты должен знать, что в цыганских семьях родственные чувства сильны и узы незыблемы. Я любила и уважала моих родителей, мне и в голову не пришло бы не согласиться с их выбором. Скажу больше: я втайне была очень рада родительскому выбору, потому что Рубо был парень видный, смелый, гордый и независимый, – она вздохнула. – И при этом добрый и всегда веселый.
– Так-так...
– Ты не должен ревновать меня к нему! – угадала она его мысли. – Сегодня мне кажется, будто все это было сто лет назад. Ну, так вот, вечером накануне свадьбы мне захотелось навестить мою лучшую подругу, которая жила на соседней улочке и обещала одолжить мне на свадьбу золотую цепочку с изумительным турмалином, потому что по долгому размышлению я решила, что это украшение лучше всего подойдет к моему свадебному наряду. И потом, да, потом случилось все это...
Витус почувствовал, как она задрожала всем телом, и прижал ее к себе.
– Если тебе это тяжело, не рассказывай мне...
– Нет, я расскажу все, как оно было. – Она глубоко вздохнула. – Это случилось перед воротами дома, в окнах которого было темно. Он вышел из них и сразу схватил меня; я сопротивлялась, но он был сильнее, он был очень сильным, я пыталась вырваться, я кричала, но меня никто не услышал. Он затащил меня в какой-то угол, повалил на землю и навалился на меня.
– Кто это был, кто? – Витус рывком сел на постели. Его захлестнула волна ненависти к этому незнакомому ему парню.
– Его звали Тибор. – Она погладила его, чтобы успокоить, и притянула к себе. – Это тебе ничего не скажет. Он жил с нами по соседству, ему было всего шестнадцать лет, но силой он не уступил бы и взрослому мужчине. Он раздвинул мои ноги; я царапалась, я кусалась, я плевала ему в лицо, но он только смеялся, потому что сопротивление его раззадоривало, и вот на камни, на которых я лежала, брызнула кровь, потому что я была, потому что я была...
– Потому что ты была девственницей.
– Да. Для молодой цыганки нет ничего дороже невинности. Когда она потеряна, по какой бы причине это ни произошло, в глазах мужчин девушка становится распутной и никчемной. – Эти страшные воспоминания заставили ее умолкнуть, но вскоре она заговорила вновь. – Через какое-то время он от меня отвалился. Я поплелась домой, а там начался страшный переполох. Едва отец обо всем узнал, он бросился из дома. Посреди ночи – никто из нас не сомкнул глаз – мы услышали, что он вернулся. Тяжело дыша, он сел на свое место у кухонного очага и сказал нам: «Я убил эту свинью, свадьбе не бывать».
– Как мне жаль тебя!
– Слух о том, что меня изнасиловали и что свадьбу отменили, с невероятной быстротой распространился по Триане. Семья Тибора поклялась отомстить нам, и нам стало ясно, что отныне у нас не будет ни одной спокойной минуты. Кровная месть, чтоб ты знал, у гитан широко распространена. Три дня отец боролся с собой, пока не принял твердое решение: он распорядился отдать семье убитого все наши накопления, дабы возместить ущерб, а на себя наложил и другое наказание: он ушел из города. Тем самым он надеялся не допустить дальнейшего кровопролития...
Она взяла его руку, лежавшую у нее на груди, поцеловала и вернула на прежнее место.
– Что до денег, которые мы передали семье убитого, нам они были безразличны, все мы хотели одного – чтобы отец остался. Мы старались переубедить его, особенно моя мать, которая умоляла его не оставлять нас, но ничто не могло заставить отца изменить свое решение. В тот же вечер он собрал самое необходимое в узелок, обнял нас на прощанье и направился к двери. Все было делом нескольких секунд. Мы все сидели, словно громом пораженные, и не могли этого постичь.
– А ты? Что сталось с тобой?
– Я тоже ушла из дома, той же ночью. Я хотела найти отца, не хотела, чтобы он оставался один. Я подумала, что должна быть рядом с ним. В конце концов это моя вина, пусть и невольная, что все так произошло.
– И как же ты его нашла?
– Я знала, что на окраине Трианы растет старая акация, которую он особенно любил. Он всегда приходил и сидел под ней, когда хотел побыть наедине с собственными мыслями. Там я его и застала той ночью. Он взглянул на меня и молча кивнул – только и всего. Я уверена, он рассчитывал, что я последую за ним. По его кивку я поняла, что он будет доволен, если я последую за ним. Утром мы, никем не замеченные, вышли за пределы гитанерии, а около полудня увидели при дороге три повозки, остановившиеся по какой-то причине. Они принадлежали Артуро, Анаконде и доктору. Они приняли нас к себе, потому что отец хорошо играл на скрипке, а я, как тебе известно, обладала немалыми познаниями в цыганской медицине.
– Три повозки? – удивился Витус.
– В то время у Артуро и человека-змеи было по собственной повозке. Они отдали повозку Анаконды нам, а он перешел к Артуро. Это оказалось совсем простым делом. С тех пор у нас с отцом появился свой новый дом – Artistas unicos. – Она вздохнула.
Занимался день, и по ее виду Витус понял, как она утомлена.
– А теперь поспи, – нежно прошептал он.
ХОАКИН, ШЛИФОВАЛЬЩИК СТЕКОЛ