Тайна затворника Камподиоса
Шрифт:
Брось, этот берилл ты получишь от меня бесплатно. Но погоди, давай-ка сначала посмотрим, нет ли другого, через который ты будешь видеть еще лучше.
– Вот как оно выглядит, когда ты храбро сражаешься за родину! – воскликнул странный гость. Он с вызовом резко поднял вверх плохо заживший обрубок правой руки, а потом свободной левой натянул на него кожаный колпак. – Или кто-нибудь считает иначе?
– Конечно, нет, – ответил хозяин «Каса-де-ла-Крус», которому было не до споров.
Ему, как и большинству его гостей, было совершенно безразлично, получил ли этот чудак ранение на поле битвы или лишился руки при каких-либо других обстоятельствах. Важно одно: чтобы в его таверне пили, закусывали и платили за это, а если кто и раскричится, беда не велика. И тем не менее, если он будет продолжать в этом духе, имеет смысл дать ему бесплатно тарелку супа и ломоть хлеба. И не из какого-то там человеколюбия, а чтобы на время утихомирить его. Крикуны никому не в радость, а делу они только помеха.
– Вы совершенно правы, сеньор.
– Ну и ладно, раз так! – рявкнул малый, обматывая манжету кожаным ремешком и затягивая узел зубами. На конце манжеты имелись два захвата, которые с помощью резьбы могли развинчиваться и завинчиваться. Хозяин таверны еще раз удивленно посмотрел, как калека просунул захваты в ручку кружки с вином, завинтил их и таким образом поднял посудину:
– За его высочество герцога Альбу, под чьим командованием я имел честь сражаться до anno 1569!
Никто из гостей не последовал его примеру, что, казалось, калеке нимало не мешало. Он пил долгими глотками.
– Это случилось еще там, в габсбургских Нидерландах, – рассказывал он, хотя никто его ни о чем не спрашивал. – Ну и задали мы там жару проклятым протестантам! – Он осторожно поставил стакан с вином на стол и утер кожаным колпаком рот. – Там я и оставил свою правую руку – в честном бою!
То, что он потерял руку в Нидерландах, было чистой правдой, а вот насчет всего остального... Он лишился руки, когда с приятелями взламывал мельницу, желая добраться до свежей муки. При этом его рука неудачно попала между движущимися валами деревянного механизма, и теперь ему известно, что такое танталовы муки.
С тех пор он с грехом пополам мыкался по жизни. В сущности, он был далеко не из худших людей и ничего против честного труда не имел, однако бедняге пришлось узнать на собственной шкуре, что человек без правой руки – все равно, что полчеловека. И тем не менее ему удалось научиться в Амстердаме полезному ремеслу. И тут дело не только в везении, а скорее в том, что повсюду на земле всегда сыщутся люди, которые держат нос по ветру и всеми правдами и неправдами стараются втереться в доверие к власть имущим. В его случае таким человеком оказался вспыльчивый и вздорный шлифовальщик алмазов, большой любитель выпить, которому хотелось подмазаться к испанским военным властям, поэтому он принял калеку в свою мастерскую. И бывший солдат в возрасте тридцати лет снова пошел в ученики. Ухваты на кожаном колпаке оказались при этом весьма полезными.
Однако никогда в жизни Хоакину де Тодосу – так звали этого человека – не представилась возможность путем шлифовки превратить алмаз в бриллиант. А все потому, что наставник его был не только хитроумным, но и очень жадным человеком. Хоакину позволяли только упражняться в шлифовке дешевого материала, и, когда ему в один прекрасный день все-таки позволили обработать довольно дешевый мутно-желтый берилл, судьба оказалась к Хоакину неблагосклонной. Несмотря на все свои старания и усилия, он испортил камень, вызвав страшную ругань и угрозы со стороны мастера. После чего последовал запрет когда-либо обрабатывать драгоценные камни.
Хоакину оставалось лишь работать с обыкновенным стеклом. Однако по природе своей он был человеком, не поддающимся власти обстоятельств, – он заимел привычку и стекло называть бериллом...
Целых два года он обрабатывал только вазы и бокалы, а потом начал шлифовать линзы. Это были кружочки из стекла, которые некоторые пожилые люди держали перед глазами. Некоторое время спустя Хоакин начал продавать эти линзы тайком, и довольно успешно: впервые за долгие годы учебы у него появились свои деньги.
Через несколько месяцев он уже шлифовал стекло с немалым искусством, из-под его рук выходили линзы с самой разной кривизной. Он мог таким образом помочь разным людям, которые плохо видели. Впрочем, ни его мастер, ни друзья-товарищи по гранильному цеху никакого интереса к такой работе не проявляли.
А потом, когда время его ученичества уже подходило к концу, произошло нечто, изменившее всю его последующую жизнь. Учителя его хватил удар, и Хоакин ни с того ни с сего опять оказался на улице. Будучи испанцем, оказавшимся в одиночестве во враждебной ему стране, без работы и без одной руки, Хоакин решил, что ему не остается ничего иного, как вернуться в родные края. Однако, прежде чем отправиться в путь, он, восстанавливая, как говорится, справедливость, запасся немалым числом самых разных линз.
Эти стеклянные кружочки он носил при себе, как и приспособление для шлифовки. Последнее нужно было ему и для обработки камней, когда это имело смысл из-за их цвета или структуры. То и другое, линзы и камни, Хоакин с переменным успехом продавал по дороге на юг.
– Щик-щик – и руки, в которой ты держал мещ, нет! Нищего, левое щупалыце у тебя еще есть! – просипел кто-то за спиной Хоакина.
Этот голос принадлежал тщедушному горбуну в облачении небесно-голубого цвета. Глазки этого человека блестели, когда он без спроса подсел к его столу и аккуратно поставил на стол небольшой ящик красного цвета, который висел у него на ремне через плечо.
– У тебя найдется, щем глаза залить? – карлик неожиданно протянул руку с чашкой, жадно поглядывая на кувшин с вином.
Шлифовальщик стекол откинулся на спинку стула. Этот занятный тип был не первым чудаком, которого ему довелось встретить во время своих странствий. Он еще раз взглянул на карлика: маленький, чтобы не сказать крохотный, горбатый, уродливый, кривоногий, с рыбьими губками, да еще сыпет воровским жаргоном. «Почему этот недоросток так странно говорит?» – спросил себя Хоакин. По опыту шлифовальщик знал, что тому могло быть лишь два объяснения: либо малыш хочет показать, что он свой, либо собирается его одурачить. «Ну, погоди, дружок! – подумал он. Сейчас мы выведем тебя на чистую воду! Сначала я сделаю вид, будто не догадываюсь, что к чему. А там посмотрим...»