Тайники души
Шрифт:
Ведь верно, не может?
12
Робин вошла в свой любимый кабинетик в «Галерее Уайт» и обнаружила там уютно устроившуюся Эмили. Девушка расположилась за ее столом и с увлечением читала книгу. Рядом на столе дымилась чашка кофе. При виде Робин помощница покраснела и захлопнула толстый том.
— Простите, мисс Уайт! — быстро проговорила она. — Мы только что закончили готовить зал к сегодняшнему вечеру, и я решила отдохнуть. Но на нашем столе Джерри
— Нет, конечно, Эмили, — ответила Робин, вешая плащ в шкаф. — Если у вас все готово, можешь спокойно пить свой кофе.
Она взяла со стола пачку писем и села в стоявшее у окна кресло. Со стороны могло показаться, что она занята изучением почты, но Эмили прекрасно знала, что в такие минуты мысли ее хозяйки бродят неизвестно где. Эта привычка появилась у Робин совсем недавно, после возвращения из недельного отпуска. Довольно странного отпуска, если учесть, что после него она выглядела еще более усталой, чем прежде. Эмили, которая обычно проводила свободные дни в шумной компании таких же, как она, молодых и веселых людей, не могла взять в толк, как это отпуск может быть кому-нибудь не в радость.
— Что за книгу ты читаешь, Эмили? — спросила Робин через какое-то время.
— «Кольца Сатурна», мисс Уайт. Это новый роман Люка Бланшана. Вы, должно быть, слышали о нем.
Робин вздрогнула, услышав имя Люка.
— Мой отец, — продолжила ничего не заметившая Эмили, — десять лет назад был знаком с самим мистером Бланшаном, и тот даже как-то заходил к нам в гости. Правда, — добавила она с сожалением, — я была маленькая и совсем не помню этого.
— Десять лет назад, говоришь? — пробормотала Робин. — Значит, сейчас твой отец больше не знаком с мистером Бланшаном?
Ей стало грустно от мысли, что человеческая память может так долго хранить недобрые чувства. Робин однажды видела отца Эмили, и тот показался ей умным и очень приятным человеком. Неужели и он считает Люка убийцей?
— Наверное, можно сказать, что знаком, — с сомнением произнесла Эмили. — Я просто имела в виду, что они больше не встречаются.
— Но почему? — взволнованно воскликнула Робин. — Ведь мистер Бланшан…
— Мистер Бланшан давно не живет в Англии, разве вы не знаете? — пожала плечами Эмили. — Папа даже точно не знает, куда он уехал. Так жалко.
— Тебе жалко? — удивилась Робин, которая ожидала совсем другого.
— Ужасно! — подтвердила Эмили. — Если бы мистер Бланшан до сих пор жил в Лондоне, папа бы наверняка снова пригласил его в гости и я бы попросила его подписать все-все книги! Ведь правда, он не отказал бы мне? Папа говорит, что он очень достойный человек.
— Он так считает? — жадно спросила Робин.
— Ну конечно! — кивнула Эмили. — Да, кстати, мисс Уайт! Звонила та американская дама, которая купила картину мистера Пауэра. Она просит установить пейзаж напротив входа и закрыть какой-нибудь тканью, чтобы это оказалось сюрпризом для человека, которому предназначен подарок.
— Ну разумеется, — рассеянно произнесла Робин. — Скажи Джерри, пусть поищет в запасниках. Там должен быть красный бархат.
— Хорошо, мисс Уайт.
Эмили вышла, и Робин снова уткнулась в бумаги, но через несколько минут раздраженно отложила их. Ее мучила мысль о том, что картина, подаренная ей Теренсом, будет принадлежать чужому человеку.
Накануне поездки в Нормандию Робин сама отнесла картину в галерею, чтобы избавиться от навеваемых ею горьких воспоминаний. Теперь, побывав в Па-о-Сьель, она начала воспринимать картину по-новому и была бы рада вернуть ее. Но, расставшись с Дотти, обнаружила в галерее столько неотложных дел, что позабыла распорядиться, чтобы картину сняли с продажи. Спохватилась она только тогда, когда Эмили принесла подписанный чек.
Робин поднялась из-за стола и направилась в зал, к тому месту, где висела уже не принадлежащая ей картина. Покупательница, вертлявая и сильно накрашенная женщина неопределенного возраста, с пегими волосами и ужасным акцентом, попросила разрешения оставить полотно в галерее еще на некоторое время. Картина, по ее словам, должна была стать подарком на день рождения «одному очень важному человеку». Она также пожелала устроить банкет, на котором и предполагалось торжественное вручение подарка.
Робин с радостью согласилась устроить вечеринку прямо в галерее. Ей уже приходилось делать нечто подобное в дни открытия художественных выставок, и она обладала необходимым опытом. Таким образом, Робин получила возможность еще некоторое время не расставаться с картиной Теренса.
Местные жители в глубине души надеются, что рано или поздно эта сосна взлетит, сказал когда-то Люк. Сейчас Робин смотрела на картину и удивлялась, почему такая мысль не приходила ей в голову раньше. Нарисованный пейзаж казался ей мрачным и полным безнадежности, а название картины — абсолютно неподходящим. И только недавно она поняла его истинный смысл. Шаг в небо. Безумная, головокружительная мечта о невозможном, мечта, перед которой отступают любые преграды. Нужно только решиться сделать шаг.
Робин казалось, что она снова ощущает живое тепло дерева, запах хвои и соленый морской ветер Па-о-Сьель. Но услужливая память тут же добавляла к этим воспоминаниям другие. Хрипловатый голос Люка. Его черные глаза, полные огня. Твердо очерченные губы, таящие улыбку. Жар его дыхания…
Довольно, остановила она себя. Хватит давать волю бесплодным фантазиям! С Люком покончено раз и навсегда!
И все же она не переставала думать о нем. Потому что, признавалась она себе, какая-то часть ее продолжала по-прежнему любить Люка.