Тайны КремляСталин, Молотов, Берия, Маленков

Жуков Юрий Николаевич

Еще одной мерой, но более конкретной, нежели 20-летний план, призванной вывести экономику из кризисного состояния, но в столь же отдаленном будущем, стало также совместное постановление СМ СССР и ЦК ВКП(б) — «О плане полезащитных лесонасаждений, внедрении травопольных севооборотов, строительства прудов и водоемов для обеспечения высоких и устойчивых урожаев в степных и лесостепных районах Европейской части СССР». Документ, утвержденный ПБ более года спустя, 22 октября 1948 года, и подготовленный отнюдь не Госпланом, как можно было того ожидать, а сельскохозяйственными министерствами, их научно-исследовательскими институтами и Всесоюзной академией сельскохозяйственных наук под общей курацией Г. М. Маленкова, отвечавшего тогда за данную отрасль. Постановление, с момента публикации в газетах и журналах мягко говоря услужливо названных пропагандой «сталинским планом преобразования природа». Осуществление намеченного в нем должно было устранить (и устранило в значительной степени) постоянную угрозу для Поволжья, Северного

Кавказа и Южной Украины неожиданной, непредсказуемой и безжалостной засухи. И хотя выращивание лесов являлось делом нескольких десятилетий, оно все же вселило в колхозников, рабочих совхозов значительной территории страны уверенность в возможность собирать, пусть пока в будущем, то, что было ими выращено. Ну а будет ли урожай высоким, действительно зависело только от труда крестьян, от применения ими агротехники. Вместе с тем это постановление оказалось единственной, правда, запоздалой практической мерой, предложенной государством и партией для подъема сельского хозяйства. Ведь проведенный в феврале 1947 года Пленум ЦК так и не смог предложить ничего конкретного…

Между тем Н. А. Вознесенский, которому как главе Госплана СССР и зампреду СМ СССР предстояло 15 января 1948 года представить на рассмотрение узкого руководства проект 20-летнего плана, не торопился с выполнением задания. Поступил, как оказалось, правильно, ибо в установленный срок никто так и не вспомнил ни о намеченном съезде, ни о новой программе партии. Жданов, более других заинтересованный в официальной фиксации новых идеологических ориентиров, продолжал болеть. Другие же члены узкого руководства вспоминать о том не пожелали. Пятимесячной временной паузой Николай Алексеевич распорядился довольно своеобразно. Потратил ее на откровенную фальсификацию буквально вчерашнего прошлого. На создание «теоретического» труда «Военная экономика СССР в период Отечественной войны». Книги небольшой по объему — всего в 12 авторских листов, но весьма примечательной по замыслу и его решению. Призванной подготовить жителей страны к принятию серьезнейших изменений в высшем руководстве, а вместе с тем и подкрепить те самые положения, которые уже легли в основу незадолго перед тем вышедшего второго варианта «Краткой биографии» Сталина.

Главной целью труда Вознесенского стало вытеснение из людской памяти с помощью умолчания существования в годы войны ГКО, его деятельности и подлинной роли. На 189 страницах первого издания книги Николая Алексеевича, вроде бы посвященной тому, чем занимались Молотов, Берия, Маленков а также и Микоян, комитет упоминался только трижды, да еще просто как таковой, без раскрытия его состава и, тем более, распределения обязанностей между его членами. На странице 21-й — для всего лишь констатации факта его создания, что никак уж нельзя было обойти. На страницах 33-й и 41-й — как об органе «во главе с товарищем Сталиным», «сталинским», и только. Вместе с тем, весьма умело используя прежде никогда не публиковавшиеся, остававшиеся под грифом «совершенно секретно» постановления и решения именно ГКО, Вознесенский вполне сознательно приписал роль последнего в мобилизации экономики, обеспечении всех нужд как фронта, так и тыла исключительно Сталину. Правда, неоднократно поминал имя вождя вместе с его официальным постом — как председателя СНК СССР. Нельзя исключить, что делал это автор книги для того, чтобы реабилитировать значимость и самого правительства, и свою собственную, заместителя председателя СНК СССР.

Таким образом Н. А. Вознесенский решал две задачи. Прежде всего, возвеличивал Сталина, одновременно мифологизируя его личность, активно способствуя поддержанию, усилению культа вождя, который, якобы, и принимал все без исключения судьбоносные решения. Только он один. Вместе с тем Вознесенский открыто демонстрировал свой выбор. Свою личную безграничную преданность Иосифу Виссарионовичу, и только ему, твердую готовность идти с ним до конца в борьбе за единоличное лидерство в узком руководстве и с явными, и с потенциальными соперниками. К первым, как явствовало из использования в книге умолчания, несомненно следовало отнести Молотова, Берия и Маленкова, и возможно — Микояна. Ведь их, а не кого-либо иного, имена загодя, уже теперь, как бы предвосхищая события, вычеркивали из будущей официозной истории страны.

Поступая таким образом, Вознесенский, скорее всего, исходил из собственного прогноза о неизбежности, да и к тому же в самом скором времени, очередного раунда схватки на вершине власти. Основанием же тому могло послужить появление 9 июня 1947 года указа ПВС СССР «О разглашении государственной тайны». Акта, органически связанного с деятельностью судов чести, уточнявшего их сущность, цели и задачи, направленного прежде всего против тех, кто занимал высокие посты в партийных и государственных структурах. Ведь никто иной, как они, и являлись основными носителями настоящих тайн, а потому и могли стать обвиняемыми в соответствии с новым карательным указом.

Еще более неоспоримым свидетельством близкого усиления борьбы в узком руководстве стало решение ПБ от 23 сентября 1947 года, признавшего «необходимым иметь в аппарате ЦК ВКП(б) Суд чести» [607] . Сделано же это было далеко не случайно, ибо на рассмотрение последнего одновременно выносились «антигосударственные

поступки» уже снятых со своих постов заместителя начальника УПиА К. С. Кузакова и заведующего отделом печати УК М. И. Щербакова [608] . Им обоим инкриминировалось одно и то же. «Покровительство» только что «разоблаченного» как британского шпиона Б. Л. Сучкова. «Протаскивание» его сначала на должность заместителя заведующего отделом издательств УПиА, а 23 апреля 1947 года — директором Издательства иностранной литературы.

607

Там же, д. 2196, л. 53.

608

Там же.

«Дело» Сучкова, павшего одним из первых в обострявшейся с каждым днем борьбе Кузнецова со Ждановым, послужило формальным предлогом для проведения чистки УПиА. Для устранения из него, вскоре пониженного в статусе, реорганизованного в отдел, самостоятельно мыслящих сотрудников, ориентировавшихся на Александрова и Жданова, для полного подчинения оставленных там новым руководителям, Суслову и Шепилову. Вскоре аналогичные методы использовали и в Министерстве Вооруженных Сил (МВС), где Булганин столь же своеобразно утверждал себя в новой роли.

8 ноября в Москву вызвали тех, кто возглавлял в прошлом НКВМФ, адмиралов Н. Г. Кузнецова — наркома в 1939–1946 годах, М. М. Галлера — замнаркома в 1940–1946 годах, В. А. Алафузова — начальника главного морского штаба в 1942–1943 и 1944–1945 годах, Г. А. Степанова — начальника главного морского штаба в 1943–1944 годах. Уведомили, что их обвиняют в незаконной передаче союзникам в годы войны секретной документации по парашютной торпеде. 11 декабря, на совещании у Булганина, их дело решено было передать на рассмотрение суда чести министерства, что на следующий день подкрепило соответствующее постановление СМ СССР. Состоявшееся месяц спустя, 12–15 января 1948 года, заседание суда чести МВС, как и предусматривало положение о нем, передало дело четырех адмиралов в военную коллегию Верховного суда СССР, а та 3 февраля и приговорила Алафузова и Степанова к десяти годам лишения свободы, Галлера — к четырем, неожиданно милостиво отнесясь к Кузнецову. Его только понизили в звании до контр-адмирала, но уже 10 июня частично реабилитировали. Назначили заместителем главнокомандующего войсками на Дальнем Востоке по Военно-Морским Силам [609] .

609

Кузнецов Н. Г. Указ. соч., с. 11–12; 230–231; РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 2201, л. 10.

Столь сокрушительная деятельность судов чести, как можно догадываться, породила у некоторых членов узкого руководства серьезные опасения за свое положение, свою судьбу. Возможно, вызвала предчувствие, что ситуация весьма легко может выйти из-под их контроля. Перерасти в новую волну массовых репрессий, неизбежно приведя к полной дезорганизации всего государственного аппарата, совершенно недопустимой в условиях конфронтации с Западом. Только потому, как можно совершенно уверенно утверждать, 15 марта 1948 года ПБ сочло необходимым установить: «Запретить впредь министрам организовывать суды чести над работниками министерств без санкции Политбюро ЦК». Более того, данное решение не скрывало, прямо упоминало тех, кто в тот момент и представлял явную угрозу для большинства членов узкого руководства. Как повод использовало достаточно второстепенный инцидент: «Считать неправильным, что т. Абакумов организовал суд чести над двумя работниками министерства без ведома и согласия политбюро, что и поставить т. Абакумову на вид. Указать секретарю ЦК т. Кузнецову, что он поступил неправильно, дав т. Абакумову единолично (выделено мною. — Ю. Ж.) согласие на организацию суда чести над двумя работниками. Решение суда чести министерства государственной безопасности в отношении тт. Бородина и Надежкина приостановить до разбора дела секретариатом ЦК» [610] .

610

РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 2199, л. 28.

Скорее всего, данное решение вышло из-под пера тех, кто не только не желал потворствовать подобным репрессивным акциям, но и попытался использовать представившуюся возможность для существенного ограничения слишком возросших прав Кузнецова, действовавшего совместно с Абакумовым, с его грозным министерством. Кто попытался и в какой-то мере добился желаемого. Во всяком случае с весны 1948 года суды чести проводились все реже и реже, а затем и просто прекратили существование. Но еще до того обозначилась иная, более «мягкая» методика, позволявшая дискредитировать, устранять с политической сцены лиц, по той или иной причине нежелательных или неугодных власть предержащим. Именно так поступили с Г. К. Жуковым, отказавшись и от политических обвинений, и от использования суда чести. Нашли выглядевший более веским, понятным генералитету и офицерскому корпусу повод.