Тайны огонь-горы, или Полосатое лето
Шрифт:
— Сам не знаю, — пожал плечами Леннон.
— Да он потом сам меня догнал, — вступилась Саша. — И рядом сел. Ты чего, забыл?
— Тише, вы! — шикнул Илья. — Ну, что там, в домике?
— Иваныч им чё-то вкручивает, — доложила Фифа, занявшая тем временем место Тормоза, — и снова, видать, мимо кассы… опять у этих морды топориком!
— Стоят насмерть, удоды, — переживал Асисяй. — Отберут наши бабульки, как не фиг делать…
— Не тем боком фишка ложится, — вздыхала Фифа. — Ну, не тем…
— Двадцать пять процентов все равно наши, —
— Двадцать пять процентов — это две тысячи пятьсот баксов, — сосчитал практичный Асисяй, — они нам погоды не сделают. Хотя на зарплату и на жрачку, наверное, хватит…
— По закону — что они могут сделать? — пожал плечами Леннон.
— Закон, — поморщился Тормоз. — По закону нам бабки должны вовремя перегнать… а где они? Где?
— Неужели не выгорит? — вздохнула Саша. — Так домой не хочется…
— О, кто-то звонит! — комментировала Фифа. — Так, Иваныч берет трубу, слушает… О! Лыбу до макушки отшарил! А эти лохи клювы разинули и чё-то отвяли…
Это было святой правдой: в кабинете Достоевский снял телефонную трубку. По мере того как он слушал, лицо его светлело. Закончив разговор, он повернулся к своим собеседникам и что-то весело произнес. Говорилыч подпрыгнул на стуле, вскочил и рысцой потрусил к двери.
— О, йес! — подпрыгивая, завопила Фифа. — Кажется, Иваныч их сделал! Говорилыч на выход дернул!!
Ребята снялись с места и помчались к двери домика. Дверь отворилась, и оттуда, как черт из ящика, выскочил сияющий Говорилыч.
— Ну что? — закричали подбежавшие.
— Только что звонили от губернатора, — на бегу сообщил Говорилыч. — Все деньги решено оставить лагерю!
— Иес! Иес! — восторженно завопили дети. — Вау!!! Батакакумбаа-а!!!
Лагерь был спасен. От домика к домику радостным сквознячком пролетела эта весть, и их взбудораженные юные обитатели до глубокой ночи не могли уснуть, на все лады обсуждая свершившееся. Воспитатели отлавливали в темноте нарушителей режима и вполне миролюбиво загоняли их обратно в постели: взрослые не меньше своих питомцев были довольны столь мирным исходом дела…
Однако, несмотря на всеобщее ликование, один и тот же вопрос гвоздем сидел в головах батакакумбы и Достоевского: как могла случиться подмена кассеты? В отличие от гостей, это происшествие не только не показалось им забавным, но и, более того, необыкновенно их встревожило.
Не откладывая, по горячим следам Олег Иваныч и завхоз начали с того, что внимательно осмотрели замок входной двери.
— Вроде цел, и следов никаких… Ничего не понимаю, — пробормотал Достоевский. — Кто это сделал? А главное — как? Кроме меня и тебя, код сейфа никто не знает…
Говорилыч энергично замотал головой.
— Иваныч, — приложил он руку к впалой груди, — надеюсь, ты не думаешь, что это я?..
— Думаю! — в сердцах рявкнул Достоевский. — Я вообще, в отличие от некоторых, иногда думаю! Чего и другим желаю…
Тут его взгляд упал на стоящую на подоконнике
— М-да, коты, — задумчиво и тревожно произнес Достоевский, не обращая внимания на удивленное лицо завхоза. — Ну, погодите, доберусь я до вас…
Той же ночью батакакумба тайно сошлась в домике Асисяя и Леннона, чтобы развязать или, на худой конец, разрубить тот же самый узел. Как писалось в романах позапрошлого века, их терзали смутные сомнения.
— Я думаю, это Достоевский кассету заныкал, — выдвинула первую версию Саша. — Надоели ему все эти разборки!
Ребята переглянулись.
— Ты чего, перегрелась? — вытаращился Асисяй. — Или недоутопла?
— Ну подумайте сами! Он вообще какой-то по фазе сдвинутый. Поход тот дурацкий — раз, бабки какие-то левые находит — два, с Постниковым из-за чего-то грызется… а Виктор Сергеевич такой классный — умный, сильный, юморной…
— А главное — красивый, — издевательски добавила Джейн. — Дура ты, Сашка, и не лечишься!
— Да? А кто вообще про кассету знал? — пропуская мимо ушей солдафонские грубости, стояла на своем Саша. — Только мы и Достоевский. Мы не брали, так? Значит, это он. Потерял или заныкал куда-то. Заныкал и забыл, а теперь боится признаться. У него же склероз. Пятьдесят лет… Чего вы хотите?!
— Потерять он, конечно, мог, — согласился Лешка, — но не нарочно…
— А нам от этого легче? — горячо зашептала Саша. — Что мы теперь без кассеты докажем? Свидетелей-то у нас нет!
— А что, если эти, на джипах, у него эту кассету купили? — вдруг предположил Асисяй. — А?!
— Ну, ты, — задохнулся от возмущения Илья, — язык-то придержи! А то можно и схлопотать. Иваныча купить нельзя! Понял?
— А если дать много, очень много? — на всякий случай отодвинувшись, въедливо спросил Асисяй. — Десять тысяч баксиков! А? Откуда мы знаем, может, это и есть плата за кассету?! Может, отсюда огнем потянуло?
— Да откуда они могли про нее узнать? — вмешался Лешка. — Говорят же тебе — знали только мы и он. И всё. Всё!
— Тогда кто? — выкрикнул Асисяй. — Ты? Или кто-то из нас?
— Брейк, — скомандовала Джейн. — Вы подеритесь еще.
— Да что тут гадать? — заговорил Леннон. — Давайте у него самого и спросим. По лицу сразу все и поймем. Лично я по лицу всегда могу определить, когда человек врет…
— Самсонов мне никогда эту кассету не простит, — сокрушенно вздохнул Лешка.
— Значит, так. Ясный Перец все равно под подозрением, — подытожила Джейн. — Может, мы потом это подозрение снимем… а может, и нет. Но до поры до времени доверять Достоевскому на все сто нельзя…