Тайны полуночи
Шрифт:
— Боже мой, дочка, — не выдержал Мэтт, — да ведь тебя могли убить! Такой риск!
— Я научилась многому у Стоуна, отец, и это помогло мне остаться невредимой.
— Да, я вижу, что могу тобой гордиться, дочка. И Стоун не оплошал. Но что случилось с его сестрой? Почему после смерти Чарльза ты сохранила имя Анны Эвери?
Джинни вопросительно посмотрела на Стоуна, он кивнул:
— Расскажи отцу все, Джинни!
Джинни рассказала о своей дружбе с Джоанной и ее семейной драме.
— Джоанну увезла в Англию мать, узнав о его давней любви к индианке — апачи, матери Стоуна. Джоанна приехала из Англии, чтобы увидеть отца, но заболела и умерла в Саванне, а я отправилась в путь под именем Анны Эвери. —
— Я — Чепмен по крови и приемный сын, — объяснил Мэтту Стоун. — Я не знал, что являюсь его родным сыном, хотя жил с отцом с восьми лет. Потом мне раскрылась правда, и я бежал от отца. Долгое время мы не могли понять друг друга, хотя я его и любил. Меня оскорбляло, что он не признал меня своим сыном перед людьми. Но теперь он женится на моей матери. — Стоун встревоженно посмотрел на Мэтта. — Как ты к этому отнесешься? Доверишь ли Джинни полукровке, бастарду?
— Я теперь понимаю, что тебя тревожило и ожесточало, сынок. Понимаю я и твоего отца — ведь я служил в армии и начал разбираться в наших отношениях с индейцами. Конечно, враждебность сохраняется, и твой отец боялся жениться на твоей матери. Я уважаю его за то, что он да это решился. Понимаю и его ложный шаг — женитьбу на Стелле. Я ведь тоже после смерти матери Джинни на плохой женщине женился. Расскажу и я о себе. Мне так же не повезло, как твоему отцу со Стеллой, сынок. Моя жена, получив ложное известие о моей смерти на войне, сразу вышла замуж за янки-саквояжника. Он прибрал к рукам мое имение Зеленые Дубы, и моя вторая дочь Аманда — ей шесть лет — считает его отцом. Я хотел вернуться в Зеленые Дубы после войны. Помнишь, Стоун мы с Клэем были с миссией в Дакоте? Я тогда все узнал и решил не подавать вестей о себе. Кленис уже ждала ребенка от своего янки, и я решил не поднимать истории. Мы с Клэем вернулись на Запад и начали искать золото и серебро. Я решил не писать Кленис и Аманде, — сказал Мэтт, задумчиво глядя поверх головы Джинни, — решил оставить все как есть, не вмешиваться в жизнь дочери. Но теперь я все-таки свяжусь с адвокатом — пусть оформит развод или как оно там называется в таких сложных обстоятельствах.
— Правильно, отец, и сделай это поскорее. Кленис — алчная, и, если ты начнешь разработку месторождения до развода, она и ее сын захотят урвать кусок такого богатства. Разведись, а на воспитание Аманды будешь посылать ей деньги.
— Да, — поддержал ее Стоун, — я согласен с Джинни, Мэтт. Если начнутся работы на богатейшем серебряном руднике Америки, все узнают, кто его владелец, и уж: эта семейка захочет поживиться — Джинни мне рассказала, какие они жадные. Ведь мачеха после твоей мнимой смерти перестала посылать ей деньги в Англию и заявила, что в Зеленые Дубы ее не пустит. Не надо поощрять алчность злых людей, разведись немедленно.
— Да, вы оба правы, — согласился Мэтт, мрачно нахмурив брови.
Джинни хотелось бы послушать рассказы отца о том, как он встретился и подружился со Стоуном и Клэем, как они вместе служили
— Ну, завтра мы будем в городе, и вы двое, конечно, сразу отправитесь в Техас. Я задержусь здесь на месяц, и если вы согласитесь отложить свадьбу до августа, то прибуду точнехонько и буду счастлив вручить мою красавицу-дочь человеку, которого я с радостью назову своим сыном.
— Мне эта дата вполне подходит, Мэтт; уверен, что и мои родители согласятся. А ты как думаешь, Джинни?
— Я бы не хотела ни на день откладывать нашу свадьбу, но я согласна.
Мужчины засмеялись.
— Я хочу помыться под этим чудесным душем, прежде чем начну готовить ужин. Поболтайте здесь вдвоем, пока я вернусь.
— Я вижу, ты обнаружила мое место для мытья под водопадиком! — хмыкнул Мэтт.
— Да, — я увидела там мыло. Если ты принимал этот ледяной душ, попробую и я. Я быстро. Если буду визжать, не обращайте внимания.
Мужчины смотрели, как она поднимается по шатким ступенькам лестницы.
— Какая она удивительная, другой такой на свете нет, — будто для самого себя, пробормотал Стоун.
— Да, сынок, ее мать была точно такой. Когда она умерла, я потерял бесценное сокровище. Как мне ее не хватает!
— Я знаю, что любовь такой женщины — бесценное сокровище, Мэтт, — согласился Стоун. — Ты, наверное, догадался, что я долго был упрямым дураком и боялся принять ее любовь и осознать свою. Но теперь я люблю ее всем сердцем и буду заботиться о ней. Не могу даже представить, что со мной станется, если я ее потеряю, как ты потерял ее мать…
— Ты подходишь ей сынок, вы отличная пара, — заверил его Мэтт. — У меня снова будет чудесная родная семья!
— А у меня — впервые! — отозвался Стоун.
Мужчины посмотрели друг на друга и переменили тему разговора.
После ужина Мэтт и Джинни легли спать на койках, Стоун расстелил свою скатку на полу. В раскрытые окна вливался свежий воздух, внизу журчал поток, в вершинах деревьев перекликались ночные птицы, стрекотали сверчки.
Сердце Джинни было полно блаженного спокойствия. Завтра будет четвертое июля — День Независимости, день, с которого начнется их счастливая не омраченная жизнь. Все беды и тревоги отошли в прошлое.
22
Джинни, Стоун и Мэтт благополучно прибыли к вечеру в Колорадо-Сити. Они направились в бордингхаус Хетти Сью Пирл, и радостно встретившая их хозяйка ошеломленно слушала о том, как Фрэнк Кэннон убил Клэя Кессиди.
Добрая женщина узнала, какую уловку применили для разоблачения Фрэнка, заманив его на серебряный рудник, который стал для преступника ловушкой. Потом Стоун и Джинни вышли прогуляться, а Хетти и Мэтт остались дома поболтать за чашечкой кофе.
Стоун залюбовался Джинни, красота которой словно засияла в лунном свете. Золотились светло-каштановые волосы, белоснежная кожа тоже приобрела золотистый отблеск.
— Моя золотая, — прошептал Стоун, — я хочу тебя всегда, неутолимо! Что это, околдовала ты меня, что ли? — Он протянул к ней руки, обнял и начал целовать, дрожа от желания. Его губы блуждали по ее лицу, впивая каждый дюйм нежной бархатной кожи, а рука в это время ласкала нежную шею и дергала за мочку маленькое ушко. Джинни ежилась и смеялась.
— Джинни, дорогая, я просто обезумел, и я не могу взять тебя сегодня. Какая бессмыслица, эта разлука… На месяц, а словно навеки…
— На двадцать шесть дней, — поправила Джинни, лаская его лицо кончиками пальцев, — но ты прав — это словно вечность. Я не в силах это вынести. Давай поедем вместе, вдвоем. Я возьму у отца свою лошадь, а он наймет другую или купит. Почему я должна ехать в карете? Я хочу быть с тобой, я умру без тебя.