Тайны полуночи
Шрифт:
— Так не говори ей этого… Стоун согласен, чтобы ты не говорил…
— Но ведь он хотел другого!
— Он понял, цини, что надо скрыть от Джоанны правду. Половина ранчо остается за ним, и свое имя ты ему дал.
— Я должен был дать ему несравненно больше! Ведь я — его отец.
— Стоун Троуер — мужчина, цини, сильный и отважный, он может принять то, что нельзя изменить. Он сказал мне это перед отъездом.
— Почему же он передумал?
— Если ты признаешь его, цини, все узнают, что он — незаконнорожденный. Узнают о нашей с тобой любви, о нашем грехе. Теперь он понял, что
— Ты помнишь, Нэн? Стелла возненавидела его, еще ничего не зная, и все время требовала от меня «отослать этого индейского чертенка». Она ничего не имела тогда против тебя, потому что ты была для нее превосходной служанкой, но ревновала к Стоуну, потому что я любил его и проводил с ним много времени.
— Да, цини, Стоун Троуер был тогда твоей тенью.
— И он любил меня, пока не узнал об обмане.
— Он и сейчас любит тебя. Если временами не любит, то все равно эта любовь вернется.
— Когда он уезжает, я тоскую без него. Хоть бы он вернулся навсегда и поладил с Джоанной.
— Как они ладили детьми. Что бы ни говорила Стелла, ты любил обоих своих детей одинаково.
— Я думал, что Стелла смягчится, если я буду ей все позволять. Но она не смягчилась. Она умерла, и ее грехи остались на ее совести.
— Она не могла тебе простить, что ты любил меня, не ее. И ее мучило, что я родила тебе сына, а она не может. Она была гордая и тщеславная.
— Я должен был справиться с ней! Запереть в ее комнате и не позволить увезти Джоанну.
— Ты ни с кем не мог поступать жестоко, цини, любовь моя.
— Как бы я ни страдал из-за нее, мне жаль, что она так плохо кончила. Ужасно, если она своей порочностью нанесла ущерб моей дочери.
— Я уверена, что это не так, Джоанна славная девушка. Она унаследовала твою доброту, твое мужество. И наш сын — тоже. Когда он вернется, у нас будет настоящая семья. Джоанну я полюблю, как родную дочь. Я рада, что она вернулась.
— Что бы я делал без тебя, Нэн?
— А я — без тебя, цини, любовь моя?
— Нам надо осторожно вести себя друг с другом при Джоанне, не то она заметит, что мы любим друг друга. Пока в один прекрасный день мы не объявим о нашей любви всему свету!
— Подожди, не говори таких чудесных слов, цини… Мы соединимся, когда смягчится ненависть к моему народу. Пока что она растет. Ты рискуешь навредить своему делу, у тебя перестанут покупать скот… если ты станешь мужем индианки и признаешь себя отцом сына-полукровки.
— А я не думаю так. Стелла умерла, я свободен. Что позорного в том, что я хочу жениться на женщине, которую люблю, которую любил тридцать лет?
— Мы оба знаем, как люди к этому отнесутся… цини, мы оба знаем…
Джинни проскользнула в комнату Джоанны, потрясенная тем, что ей открылось. Теперь она могла понять многое. Как, наверное, была оскорблена Стелла, какое унижение она почувствовала, узнав, что ее муж любит другую женщину, что эта женщина родила ему сына — женщина, живущая со Стеллой под одной крышей и пользующаяся
«Вернешься ли ты, когда узнаешь правду? — думала Джинни. — Ведь я — не Джоанна, и мы можем быть счастливы. Или ты рассердишься на меня за то, что я обманула тебя и твоего отца?.. Бедная Джоанна умерла… Ты теперь — единственный наследник ранчо. Примешь ли ты меня как Вирджинию Марстон?»
Два дня Джинни ждала быстрого возвращения Стоуна: она думала, что, оправившись от шока, он сразу приедет и она сможет поговорить с ним.
Джинни читала и перечитывала письмо, которое таким досадным образом не получила вовремя, что привело к новым осложнениям. В письме, оставленном Стоуном капитану Куперу, Джинни могла прочитать, что он любит ее, и равным образом могла усомниться в этом. Необходимо было встретиться и поговорить с ним.
В субботу вечером, первого июня, он еще не вернулся, и она поняла, что отложит свой отъезд. Он сказал, что его новое поручение займет «недели или месяцы». Если это будут месяцы, то она не сможет дождаться его. Ей надо разыскать отца, она не хочет откладывать это надолго. Душа ее больше не выдержит, разрываясь между долгом дочери и любовью. Когда Стоун вернется, отец, как она поняла из его разговора с Нэн, попросит его остаться на ранчо, и Джинни найдет его там, вернувшись из Колорадо… найдя своего отца? Если бы! А правду о своем настоящем имени она откроет Бену сейчас же — пусть лучше Стоун узнает от отца. Да она и не может написать ему — скиталец Стоун не оставляет адреса.
Джинни решилась, сошла вниз и подошла к Бену Чепмену, который, сидя в кресле, читал газету.
— Мистер Чепмен, я должна поговорить с вами о серьезном деле.
Бен от удивления уронил газету.
— Какой такой «мистер Чепмен», Джоанна? Что-то не так?
— Все не так, сэр. Я даже не знаю, как начать.
Джинни увидела, что лоб Бена сморщился, скулы напряглись, а в глазах появилось выражение испуга. Уголком глаза она заметила вошедшую в комнату Нэн и подумала, что хорошо, что мать Стоуна тоже услышит.
— О чем ты, Джоанна? Речь пойдет о тебе и Стоуне? Что было между вами в дороге? Что-то было? Поэтому он ринулся из дома?
— И да… и нет, сэр. Я не знаю, почему сейчас он так внезапно уехал. Я не знаю, что он думает обо мне, не знаю его чувств ко мне, но я люблю его и хотела бы, чтобы он полюбил меня. Я полюбила его с первого взгляда, когда встретила его в дороге.
Бен побледнел.
— Но ведь та — его сестра! Ты не можешь любить брата.
— Нет, сэр, он не брат мне. Я хочу выйти за него замуж. Он…