Тайны полуночи
Шрифт:
А Бен Чепмен рассказывал, как Джоанна жила в Англии, как приехала в Америку и, заручившись помощью Чарльза Эвери, с которым познакомилась на пароходе, отправилась в путь под именем Анны Эвери.
— Благодарение Святому Духу, который охранял ее жизнь в этом опасном пути. Приняв имя Анны Эвери, она столкнулась с неожиданными последствиями, но, слава Богу, все окончилось благополучно. Как это чудесно сложилось, что именно ты пришел к ней на помощь. Как я понимаю, ты был там с тайным заданием как особый агент департамента юстиции. Пора бы тебе бросить эту опасную работу и снова помогать мне на ранчо! Нам не хватает тебя здесь, сынок… Ну, что ж ты не поцелуешь свою сестру?
Это слово обожгло Стива, словно раскаленное железо. Да, наверное, это правда — отец ведь поверил, и ее рассказ о жизни Джоанны в Англии со Стеллой не вызвал у него сомнений. Но что же тогда? Сердце Стоуна тревожно забилось. В форте Смит он выдал себя за ее брата… но если он и вправду ее брат, значит, он занимался любовью с родной сестрой… сводной сестрой по отцу, но кровной сестрой! Да поможет им Великий Дух! Хорошо, что Джоанна не знает этой ужасной тайны: она думает, что он — приемный сын, не знает об их родстве по крови!
В то время как Бен продолжал изливать свою радость, Стоун словно оцепенел, охваченный тоской и тревогой.
Великий Дух исцелил его душу, он полюбил, наконец, женщину!.. И сразу узнал, что не имеет права любить ее и должен подавить это чувство! Еще хуже то, что она-то не знает о подлинном родстве и не поймет, почему он ее отвергнет… Вернулась ли она домой ради богатства и обеспеченной жизни или для мести за судьбу матери? Как бы то ни было, ее возвращение погубило его… и ее самое… если б только они раскрыли друг другу души в дороге и каждый рассказал бы другому все о себе… Тогда можно было бы предотвратить этот ужас. Но это случилось, и это непоправимо. Виноват он: в дороге несколько раз она хотела открыться ему, а он ей не позволил. Он проклинал судьбу, которая сыграла с ними жестокую шутку, и чувствовал, что по-прежнему любит и желает… Анну… и не может забыть, что она любила и желала его… Что с ней будет, если она узнает ужасную правду? Что она думает сейчас?
Джинни тоже не слушала Бена. Вихрь вопросов и сомнений кружился в ее голове. Как она признается своему возлюбленному, что проникла в его дом обманом? Смягчит ли брата и отца известие о смерти Джоанны, или на нее обрушится их гнев за мистификацию. Может быть, отец и сын подадут на нее в суд за обман? Лучше ей оставить письмо с признанием и скрыться в Колорадо. Если признаться сейчас Стоуну, что она — Вирджиния Марстон, то он не поверит ей и решит, что она аферистка и использует третье — после Анны и Джоанны — чужое имя.
Если бы Стоун любил ее, он вел бы себя сейчас иначе. Ведь он — не родной сын Бена, а усыновлен им, значит, в любви между ним и Джинни нет ничего противоестественного. Но, может быть, он не хочет уступать ей ни толики любви или части имущества Бена, привыкнув к мысли, что сестру увезли навсегда и она не вернется из Англии… Может быть, он ее не любит и боится, что она потребует брака. Или сердится за то, что она скрыла от него правду о себе. Он может думать, что раз она его обманывала, то, наверное, было ложью и ее признание в любви. Но она-то любила и желала его по-прежнему, несмотря на все его обманы. Она хотела с ним говорить, все выяснить — но не в присутствии Бена. Говорить со Сти… нет, со Стоуном наедине. Сказать ему в лицо, что он не имеет права презирать ее, потому что поступал с ней как бессовестный лжец и обманщик.
Вскинув подбородок, Джинни объяснила Стоуну:
— У мистера Эвери была дочь по имени Анна. То, что я рассказывала о ней, было правдой. Вы знаете, почему и в каком состоянии я покинула форт Смит, если получили мою записку.
— Получил, но вы-то мою не получили, — буркнул Стоун; он достал из кармана конверт и сунул Джинни в руку. — Она лежала у капитана Купера, которого тогда неожиданно вызвали на индейскую территорию в связи с беспорядками. Но это неважно, раз вы благополучно добрались домой.
Джинни вздрогнула, узнав, что записку ей он все-таки оставил. Как ей хотелось прочитать ее сразу! Но она сунула конверт в карман юбки и сказала:
— Поговорим вечером. Нам надо кое-что выяснить.
Стоун уловил в ее тоне намек и испугался.
— Почему сегодня? Впереди много дней.
— А почему не сегодня, сынок, — благодушно улыбнулся Бен. Во взгляде отца и тоне, которым он произнес эту реплику, Стоун почувствовал, что тот настроен выполнять все желания Джоанны, и похолодел. Не может он ей сказать сразу, сейчас, что они оба нарушили библейскую заповедь… что он ей наполовину родной брат. Сначала он должен поговорить с отцом и попросить его, чтобы он не открывал этой тайны Джоанне, хотя только что сам уговаривал Бена сделать это! Какая издевательская ирония судьбы! Помоги мне, Боже, я все еще люблю ее и желаю, но я никогда не буду ее иметь! Вслух он сказал:
— Нет, отец, о чем тут толковать. Прошлое лучше сразу забыть.
— Ну что ж, сын, — сказал Бен с явным облегчением. — Действительно, поболтайте здесь три минуты, а я пойду скажу Нэн, чтобы она поставила еще один прибор.
Бен вышел, Джинни и Стоун глядели друг на друга молча, потом она заговорила:
— Зачем вы мне лгали? Чтобы убедить меня, что вы — убежденный одиночка, ожесточившийся против мира, разжалобить своей судьбой и соблазнить? Вы не проводник и не вольный стрелок, вы — на государственной службе, у вас есть семья, и вы наследник хорошего ранчо. Вы пользовались мною и предали меня, Стоун. Почему вы так поступили?
Слезы заволокли ее светло-карие глаза. Стоун не удержался и обнял ее, она прижалась лицом к его груди. «Только бы не забыться! — думал он. — Быть нежным, утешить, но не признаться, что я ее люблю!» Стоун чувствовал, что к этой женщине он испытывает особенные чувства, впервые в своей жизни.
— Я никогда не поступал с женщинами подобным образом и не собирался поступать так с вами. Я увлекся Анной Эвери, но не хотел отдаться этому чувству. Я ведь вам не раз говорил: к полной самоотдаче я не способен. — Боже, говорил он себе, как трудно лгать ей, углубляя ее тоску… как мучительно касаться ее, но не целовать… смирять свои порывы… — Я бастард по рождению — я не солгал вам в этом. Бен усыновил меня, но родной отец меня не признал, я сказал вам правду. Я не живу здесь, я приехал на короткое время, чтобы уладить одно дело с Беном. Потом я снова уеду на другую работу…
Джинни поняла, что сейчас не сможет признаться ему, что она — не Джоанна, и воскликнула:
— Стоун, наверное, виновата я, а не вы, простите меня! Но ведь мы оказались вместе, мы не родственники, и я хочу вас!
Стоун мягко, но решительно отстранил прижавшуюся к нему Джинни. Он был охвачен любовью и желанием, но не имел права уступить своим чувствам, и он действовал непреклонно и решительно:
— Простите меня, Джоанна, но между нами ничего не может быть. Вы мне нравились, и я уступил зову страсти, но это и все. Я не могу любить вас. Наши взаимные обманы дорого нам обошлись. Мы должны забыть то, что было между нами, и я клянусь, что это не повторится. Если бы другая женщина так обманула меня, как вы, я убил бы ее. Ненавижу ложь и уловки. Вы — красавица и искусительница, поэтому я не мог устоять перед соблазном. Сожалею об этом.