Тайны старой аптеки
Шрифт:
Все стало лишь запутаннее и непонятнее. Было очевидно, что речь идет о самом Лемюэле и о его какой-то болезни. Но что это за болезнь? И кто такой этот «Хороший сын»?
Джеймс вытащил из конверта еще одно письмо, и сам не заметил, как дрожат его руки.
«Дорогой мистер Лемони!
Меня обеспокоили ваши слова о том, что вы не намерены “полностью излечиться”. Вы утверждаете, будто от вашего состояния напрямую зависит успешность вашей работы, но я
Я переживаю за вас. У меня возникло подозрение, что вами манипулируют: все выглядит так, будто за нежеланием полностью излечиться стоит Хороший сын. Напоминаю вам, что он хитер и коварен. Ни в коем случае нельзя давать ему то, чего он хочет. Вы и сами знаете, что последствия этого будут ужасны и необратимы.
Доктор Р.М. Хоггарт»
Джеймс прочитал еще три письма. В каждом доктор выражал обеспокоенность, тут и там мелькало: «галлюцинации», «расщепленный разум», «бредовые наваждения», а также постоянно упоминался все тот же Хороший сын… О том, кто это, подробно сказано не было, и Джеймс понял лишь, что Хороший сын (какое странное прозвище!) — крайне отвратительный человек, который имеет некоторое влияние на Лемюэля, который всячески мешает Лемюэлю бороться с его болезнью, а еще — строит свои непонятные планы на аптеку. Доктор упомянул, что Хороший сын считает Лемюэля недостойным последователем дела Лемони и надеется прибрать аптеку к рукам. Напрашивался вывод, что это кто-то из его родственников. До сего момента Джеймс не знал, что в Габене живут и другие Лемони…
Но хуже всего было другое. Из переписки следовало, что Лемюэль не просто не в себе, а то, что он — самый настоящий сумасшедший! Именно об этом говорил утром констебль Тромпер! Письма доктора Хоггарта подтверждали его слова и больше не казались следствием банальной личной неприязни.
Джеймс попытался вспомнить, замечал ли он какие-либо признаки душевного недуга в кузене, но на ум ничего не приходило. Лемюэль был угрюмым замкнутым человеком, но как-то по-особому безумно себя не вел. Может, виной всему лекарство его собственного изобретения, о котором писал доктор?
И тут Джеймсу вспомнилось то, что Лемюэль сказал при первой их встрече. «Интересно, он настоящий?» Неужели кузен посчитал его, Джеймса, какой-то своей галлюцинацией?
— Куда же он запропастился?! — раздался из коридора голос Лемюэля, и Джеймс содрогнулся: кузен ищет его! Он вот-вот зайдет сюда и обнаружит его!
Джеймс поспешно спрятал письмо в конверт, а саму стопку конвертов сунул обратно в бюро. Подняв крышку, он лихорадочно огляделся.
Ширма!
Скользнув за нее, Джеймс затаился, и тут повернулась ручка, дверь открылась, и аптекарь зашел в комнату.
Заперев ее изнутри, он, судя по звуку шагов, принялся расхаживать по комнате.
Джеймс выглянул в щелочку между сегментами ширмы. В руке кузен держал какой-то сверток, при этом он явно был чем-то обеспокоен, а еще чрезвычайно взволнован. Расхаживая по комнате, Лемюэль хмурился и что-то бормотал себе под нос.
Джеймсу удавалось разобрать лишь обрывки:
— Ну наконец… он ответил… я
Лемюэль внезапно заметил, что сверток, который он держал в руке, промок, и с него на пол начало капать.
«Кровь! — пронеслось у Джеймса в голове. — Это кровь!»
Но даже если в свертке было что-то, что истекало кровью, не это показалось Джеймсу самым страшным. Лемюэль пробормотал: «Ну что за беспорядок! Развел грязь…» — и направился к ширме, видимо, за тряпкой.
Джеймс похолодел. У него не было оправданий, почему он забрался в комнату кузена. С таким трудом он завоевал доверие Лемюэля, и так глупо попался!
В шаге от ширмы Лемюэль неожиданно остановился. Что-то отвлекло его. Не сразу Джеймс понял, что это было царапанье в окно.
Аптекарь развернулся и, шумно проглотив вставший в горле ком, двинулся к окну. Подойдя, он открыл створки и отпрыгнул в сторону.
Джеймс почувствовал, как зашевелились волосы на затылке.
На подоконник с карниза перебралось нечто громадное, черное, покрытое длинными редкими щетинками.
Это нечто сползло с подоконника и тяжело плюхнулось на пол, а затем, переставляя шесть тонких ног, двинулось к аптекарю.
Джеймс от ужаса распахнул рот. Блоха! Гигантская блоха из Фли!
И все же он был не совсем прав. В комнату Лемюэля проникла не совсем обычная блоха — ведь даже у гигантских блох из трущоб по ту сторону канала не бывает усеянных длинными острыми клыками пастей!
— До-добрый день, м-мисс Карина… — запинаясь, произнес Лемюэль. — Я получил «блошиную метку» от вашего Хозяина.
Блоха, никак не отреагировав, все приближалась — медленно, угрожающе, царапая кривыми изогнутыми шпорами на ногах дощатый пол… Мелкие черные глазки блестели. Тварь широко раскрыла пасть, и меж клыков натянулись тонкие бурые нити слюны.
— У меня тут… кое-что для вас…
Лемюэль развернул сверток и, продемонстрировав блохе, здоровенный кусок сырого мяса, швырнул его ей. Блоха остановилась и, склонив голову, оценила угощение, после чего, видимо, посчитав его приемлемым, вцепилась в мясо, разрывая его. Комната наполнилась довольным урчанием.
Аптекарь осторожно подошел к блохе и вытянул руку. В первый миг Джеймсу показалось, что кузен хочет погладить эту жуткую тварь, но внезапно понял, что тот тянется к ее ошейнику. Быстро отцепив висевший на нем небольшой кожаный тубус, Лемюэль попятился к двери. Оказавшись подле нее, он открыл тубус, достал из него свернутое трубочкой письмо и начал читать вслух:
«Дорогой мистер Грей!
Спешу сообщить, что мне удалось добыть недостающий ингредиент. Уверен, вам будет любопытно узнать, что найти его было невероятно сложно — ради вашего дела мне пришлось лично отправился в джунгли Кейкута, где я и отыскал редкий вид — жука-светлячка Лампиридае Ворловитца, чьи лантерны так вам необходимы для создания лекарства.
Напоминаю вам, что я жду от вас ответную услугу. Тот, о ком мы с вами говорили, прибывает в Габен на поезде “Дурбурд” утром перед туманным шквалом. Я сообщил ему ваш адрес. Ожидайте его завтра, ровно в десять часов вечера. Он сам расскажет, что ему требуется.