Театр в квадрате обстрела
Шрифт:
Некоторые блокадные издания в коллекции Маретина сохранили не только историческую, но и культурную ценность. Даже сегодня трудно, наверное, найти сборник русских песен, который по полноте и подбору мог бы соревноваться со сборником «Русские народные песни», выпущенным издательством «Искусство» в Ленинграде в 1943 году: здесь более 150 песен, напечатаны и тексты, и ноты, и все это снабжено прекрасным справочным аппаратом.
Подвиг ленинградских писателей, журналистов, издателей, полиграфистов с особой остротой был оценен Ю. В. Маретиным, когда он по роду своих занятий и профессии знакомился с культурным бытом Вьетнама. В годы войны против американских агрессоров типографии там были переведены в джунгли и работали под бомбежками, под огнем
Холодной весной сорок второго года по пустынным улицам истерзанного блокадой Ленинграда шел морской офицер. Правда, тогда еще не существовало в Красной Армии такого слова — офицер, и это следует здесь отметить, потому что человек, о котором идет речь, в своей писательской работе строго заботился о правильном употреблении слов. Итак, по улицам и набережным Ленинграда шел военный корреспондент Лев Васильевич Успенский. И направлялся он в книжный магазин, где, как он узнал, получены экземпляры только что вышедшей его книги «Рассказы о невозможном». Успенский не думал в тот день о грядущей победе, о том, что книга его встанете ряд библиографических редкостей, в ряд книг-бойцов. Просто автору хотелось увидеть свое новое детище.
А невозможным прежде всего представлялось то, что на исходе самой тяжкой первой блокадной зимы в осажденном городе появилась книга для детей.
Разумеется, в ней содержались рассказы о войне, о подвигах защитников Ленинграда, о легендарном бронепоезде «Балтиец» — для конспирации он именовался «Борисом Петровичем». И книгу раскупили быстро. И никому в голову не пришло пожалеть, что напечатана она на скверной серой бумаге и снабжена такой же серой обложкой. Разве это имело значение?
Книга «Рассказы о невозможном» печаталась в Москве, но по существу она родилась в осажденном Ленинграде. И поэтому на титульном листе стояло: «Москва — Ленинград, 1942».
В те дни труд печатников стал таким же тяжким, как и любой труд. Когда перестала подаваться электроэнергия, рабочие вручную крутили печатные машины, а ведь для этого требовались силы! На одних предприятиях начинялись взрывчаткой снаряды и мины, на других — одевалась в обложки «взрывчатка» книг.
Работницы-печатницы типографии имени В. Володарского жили в мире, который вполне мог бы казаться им иллюзорным. На одной машине печаталась книга академика Е. В. Тарле «Крымская война», в другую закладывались разноцветные листы специальной бумаги, обладавшие силой гипноза. Прямоугольник такой бумаги, выходя из машины и укладываясь в аккуратную стопку, концентрировал в себе вопрос жизни и смерти. Потому что, пройдя печатный пресс, он становился продовольственной карточкой. Каждая карточка давала надежду, манила квадратиками-талонами, где стояло «хлеб», «сахар», «жиры»… Прихватить один-другой листок, отпечатать лишний — это было, очевидно, несложно. К тому же работниц не проверяли — некому было их проверять. Они сами решали проблемы долга и чести. Мы знаем теперь, как ленинградские женщины их решали: некоторые из них падали и умирали от голода здесь же, возле печатных станков, рядом с разноцветными стопками продовольственных карточек.
Сорок второй — завершение первой фазы войны. «В первой фазе войны мы писали очерки, новеллы, рассказы», — сказал Всеволод Вишневский на выступлении в Ленинградском отделении Союза писателей в августе 1943 года. Иногда эти очерки, рассказы, статьи публиковались сначала в газетах, а потом составляли сборники. В Ленинграде вышло несколько таких сборников (их выпустил в 1942 году Госполитиздат) — публицистические выступления М. Шолохова, И. Эренбурга, Вс. Вишневского, Н. Тихонова, А. Толстого, Д. Заславского. В статье «Июнь», перепечатанной
Сборники Политиздата выходили из известной ленинградской типографии «Печатный двор».
Тот же Политиздат выпустил маленькую книжку Алексея Толстого «Откуда пошла русская земля». Вошедшие в нее художественно-исторические очерки тоже родились в газете — на страницах «Известий». Построена книжка не совсем обычно: в ней сделан очевидный и понятный по тому времени упор на историю взаимоотношений между Россией и Германией. Всмотритесь в заголовки: «История Европы по-немецки», «Готы по-немецки», «Готы на самом деле», «Немцы о славянах», «Немцы о России»… Сборник статей А. Толстого печатала типография имени Евг. Соколовой (ныне — типография № 4 Производственного объединения «Техническая книга» Союзполиграфпрома).
Госполитиздат предпринял и активно выпускал в сорок втором году серию небольших книжечек под грифом «Наши великие предки». Среди героев тоненьких выпусков — Суворов, Кутузов, Минин и Пожарский, Брусилов, Дмитрий Донской. Две последние из названных книг написаны профессором В. Мавродиным, известным ученым, историком. «Пусть образ Дмитрия Донского, нашего славного, великого полководца и верного сына родины, вдохновляет нас в дни священной Отечественной войны с новыми полчищами завоевателей «моторизованного Мамая» — кровавого Гитлера!» — заканчивал ученый рассказ о славном сыне России. Книги этой серии, изданные по тому времени и по тем условиям жизни огромными тиражами — тридцать тысяч экземпляров каждая! — верно служили ленинградцам в городе и на фронте, что, разумеется, было в Ленинграде одно и то же, обостряли патриотические чувства.
Интересно, как смыкались в те дни в Ленинграде литературные жанры. Выходили книги прозаиков-романистов, ученых-историков, военных историков, лирических поэтов и поэтов-сатириков. Сочинялись летучие стихотворные строки к плакатам «Боевого карандаша», успешно работавшего всю блокаду. Однако повести, рассказы, очерки, статьи, поэмы и сатирические басни оказывались одним и тем же жанром литературы — боевой военной публицистикой. Потому-то и обладали тогдашние издания взрывной силой, вполне сопоставимой с оружием.
Особое место в тогдашней публицистике заняла поэзия. И в строй поэтов-бойцов становились классики. С. Белов, старший научный сотрудник Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, историк книги, рассказывает:
— Удивительный случай произошел однажды блокадной зимой с Виктором Андрониковичем Мануйловым, известным нашим ученым-литературоведом, тогда — ученым хранителем Пушкинского дома (так называется Институт русской литературы Академии наук СССР в Ленинграде. — Ю. А.). К Мануйлову пришли моряки одного из кораблей, стоявших поблизости от института, на Малой Неве. Они просили дать им почитать томик Есенина. К сожалению, книга оказалась в единственном экземпляре, и выдать ее морякам Виктор Андроникович не мог. Когда они ушли, ученый сел за стол и запалил коптилку. А потом раскрыл томик Есенина и принялся его переписывать — весь целиком, от корки до корки! Каково же было удивление моряков, когда ученый вручил им объемистую тетрадь с переписанными стихами!
Принято считать, что почти все издания военных лет печатались на плохой бумаге. Это не совсем так. Если вы возьмете в руки сборники стихов Александра Прокофьева и Александра Решетова, выпущенные в Ленинграде в сорок втором году, то удивитесь хорошему качеству бумаги — хорошему даже по нынешним меркам! Так, вполне современно выглядит сборник А. Прокофьева «Таран», напечатанный, правда, скромным, семитысячным тиражом. Но не только талантом известного поэта и хорошей бумагой примечательна книга.