Театральные подмостки
Шрифт:
Я всё время молчал, а Ольга и Алаторцев старательно делали вид, что спектакль произвёл на них оглушительное впечатление. Ольга рассеянно смотрела себе под ноги, а Николай Сергеевич пустился в размышления.
– - Может, так и должно быть?..
– - озабоченно спрашивал он как бы у самого себя.
– - Оно, наверное, так изначально было задумано: до рождения все души должны появляться. А потом какой-то сбой случился... А как же, человек несовершенен, в ём всё дело. И сейчас вот путаница. Сейчас всё по распределению... А какое оно там -- не нашего это ума дело. Не человеку решать, кому какая душа достанется. Заслужил ты или нет, умный или глупый... Бывает, человек
Ольга вдруг словно очнулась от морока.
– - Нет, Николай Сергеевич, тут вы не правы: всё дело в любви, без неё никак нельзя, хоть вы что говорите. Конечно, эта алкоголичка... Жанна, что ли... не подарок. Но мне кажется, Ваня любит её... Другого объяснения я просто не нахожу. Тут и самопожертвование, и что-то таинственное их связывает... Вот даже учёные доказали: если без любви, значит, и без Бога. Значит, ничего не обломится, хоть ты как вывернись! Потом мучайся, добывай душу всевозможными способами, всеми правдами и неправдами. Самое страшное, что детей на это обрекаем. И даже если что-то там они и выклянчат, ещё неизвестно, какая у них судьба будет. Может, уже всё разберут к тому времени. И вообще станут ли за ними приглядывать свыше или нет. В опчем, любить надо безоглядно и безостановочно, и тогда непременно, может, очень даже...
– - Ольга замешкалась, стараясь подобрать нужное меткое и ёмкое слово.
– - Ты лучше бы сначала у Ивана спросила, чего он об этой Жанне думает. Ну-ка, сынок, скажи, смог бы ты эту "красавицу" полюбить или как?
Мне стало смешно, и я просто махнул рукой: мол, отвяжитесь.
– - Это нечестно, Николай Сергеевич, -- что значит "смог бы"?
– - затряслась Ольга.
– - Ваня же её совсем не знает! Он увидел только витрину, пусть даже и не очень привлекательную, пусть даже страшную и уродливую, но витрина -- это ещё не всё здание! За ней может скрываться богатые апартаменты, кладовая, с драгоценными россыпями... А потом, любовь нельзя объяснить, она выше нашего понимания!
– - Я разве тебя спрашиваю?
– - с наигранной строгостью спросил Алаторцев.
– - Я, может, у Ивана интересуюсь!
Они заспорили, но как-то показушно и шутейно, и всё время косили на меня свои хитрые глаза. А я молчал и всё думал, какая огромна пропасть лежит между всеми этими женщинами и Ксенией.
Явление 20
Долгожданный и заслуженный триумф
Не знаю даже, рассказывать о второй части спектакля или не стоит. Не было там чего-то особенного, во всяком случае, к моей трагической и унылой истории мало что относится. Ну да ладно, разве что вкратце, тем более я всё равно до конца не досмотрел.
Третье действие началось с симпозиума, на который натекли солидные профессора и академики. Если при жизни профессор Ламиревский не решился объявить о своём открытии, то теперь в тустороннем мире он, всесторонне подкованный отцом Ювеналием, надумал триумфально взорвать научный мир.
Представьте такую картину: сидят солидные учёные, седовласые бородатые и безбородые старцы, с огромными головами и открытыми широкими лбами, с мудрыми и одухотворёнными лицами. Но есть и совершенно разбойничьи физиономии -- низкие покатые лбы, грязные, слипшиеся волосы и всклоченные бороды, шрамы и обветренная кожа, испещрённая трещинами,
Судя по уровню Ламиревского, все учёные самые заслуженные и знаменитые. Не иначе светлые головы тустороннего мира. Особенно выделялся тучный академик, с мощной седой шевелюрой и чёрной, как смоль, бородой. А ещё среди учёных каким-то боком затесался писатель Дионисий Разумовский. Он сидел рядом с профессором Меридовым, и они, как хорошие знакомые, то и дело делились друг с другом дельными замечаниями.
И вот профессор Ламиревский объявляет о своём изобретении. Теперь он уже совершенно не волновался, как с батюшкой, а держался величаво и даже надменно. Он торжественно поведал, какой величайший прибор он изобрёл, демонстрируя его всем присутствующим. Часто делал паузы, скользя по лицам взглядом победителя. Заодно и произнёс тот же текст из спектакля "Ящик Пандоры", но теперь говорил спокойно, размеренно, однако не без пафоса.
– - На это изобретение я потратил сорок лет. Сорок лет я шёл к своему великому изобретению. Вы только вдумайтесь, сколько трудностей мне пришлось преодолеть, сколько страданий вынести, потерь и утрат, недоедал, недосыпал, недопивал, -- что и говорить, много всего недобрал в своей жизни. Как часто я оказывался на грани отчаяния, думая, что ничего не получится. С точки зрения обывателя, господа, моя жизнь -- жизнь неудачника, но с другой стороны... впрочем, оставим это. Жизнь уже благополучно завершилась, и то, что испытал я, обычная судьба великого учёного...
– - Вы прожили прекрасную и удивительную жизнь, Дмитрий Ильич, -- подмаслил Дионисий Разумовский.
– - Честно послужили науке и всему человечеству. Многим и толики не удалось того, что сделали вы.
– - Ну что вы... Заслуги мои весьма скромны... Но всё равно, спасибо, -- с дрожью в голосе поблагодарил Ламиревский.
– - Однако продолжим. Так вот, мой прибор работает очень просто. Подносишь его к чьей-то душе, расстояния в десять метров -- вполне достаточно, сканируешь её, и на дисплее сразу видно, есть ли у этой души тело или его нет.
Среди учёных произошло некое волнение, шушукаясь, они недоумённо переглядывались друг с другом.
– - Позвольте, Дмитрий Ильич, вы хотите сказать, что тело находится внутри души?
– - спросил скрипучим голосом какой-то тщедушный старичок.
– - Ну что вы, побойтесь Бога, как это возможно!
– - Вот и я говорю... Что есть жизнь -- это вынесенная на периферию часть души.
– - Несомненно, так и есть. Я нисколько не опровергаю эту аксиому. Мой прибор фиксирует, связана ли душа с каким-либо объектом, скажем так, или нет. Надеюсь, здесь не надо пояснять, что у человеческой души жизненный объект может быть любой? Это и животные и растения, и различные субстантивные и химеричные жизни... впрочем, это должны знать все.
– - Это понятно. И ваш прибор действительно может определить жизнь?
– - Да, именно так.
Учёные одобрительно загудели.
– - Тогда это по-настоящему революционное открытие! Браво, профессор! Браво!
– - все зааплодировали.
Ламиревский скромно склонил голову, дожидаясь прекращения овации. И когда она начала стихать, поднял обращённые к слушателям раскрытые ладони, призывая к тишине.
– - Подождите, коллеги, это ещё не всё. Разумеется, все мы понимаем, что мой прибор открывает новые горизонты в изучении тайн жизни. И я уже натолкнулся на... это поистине удивительное явление, и мне непременно нужна ваша помощь.