Тебе принадлежу
Шрифт:
Спустя минуту в помещении появляется Воронцов. Неизменно в компании своих моделек в белых костюмах. Никогда не понимал, что это за пунктик. Сначала у отца, потом у сына. Но надо признать, парни его наводят ужас лишь при одном упоминании о них. Увидеть поблизости кого-то из них означает одно — приговор.
—Что даже не обнимешь? — усмехается.
—Какого лешего ты здесь забыл? — его вообще не должно быть в стране, насколько я помню. Изворотливый черт, никогда не знаешь, где и когда он появится.
— Где твои манеры, Демин, хоть бы чаю предложил.
—Кончай ломать комедию, Граф,
— Какими судьбами, спрашиваешь? — вздыхает и садится в кресло, закинув одну ногу поверх другой. — Можешь объяснишь, почему я только сейчас узнаю о твоих проблемах с Азариным?
—Считаешь, я должен отчитываться перед тобой? — усмехаюсь, и сажусь напротив него.
— Скажи, мне, Демин, вам гордость не позволяет обратиться ко мне за помощью? Когда до вас уже дойдет, что мы — одна семья. Почему о конфликте четырехлетней давности я узнаю только сейчас? Допустим, что тогда вы обошлись малой кровью, но сейчас, ты мог прийти ко мне, зачем весь этот цирк с СИЗО? Мне кажется, Воронцовы ясно дали понять, что на вашу власть мы не претендуем.
—За помощью? — рявкаю. Он в своем уме вообще? — На тебя только за последние два месяца было совершено шесть покушений. И я не помню, чтобы ты пришел ко мне за помощью.
— Все, кто на меня покушался, уже кормят рыб, — отвечает он с довольной ухмылкой на физиономии. О, в этом я не сомневаюсь, даже я его опасаюсь, чего греха таить, нужно быть слишком самоуверенным или слишком тупым, чтобы покушаться на Графа. Он с лихвой оправдал перешедшее к нему от отца прозвище, Алексей Воронцов славился своей жестокостью и принципами, Демьян же, превзошел отца.
— Это не твоя война, Демьян, тебе нечего здесь делать.
— Мое, если дело касается семьи. Хочешь ты этого или нет, я вмешаюсь, будешь перечить, я положу их раньше времени. Я знаю, почему ты медлишь, хочешь, чтобы они обосрались от страха, так вот, подумай головой, Макс, что будет с Азариными, когда они поймут, что за ними охочусь я.
— У тебя и так мишень на спине, хочешь еще? Твое вмешательство не останется незамеченным.
— Без нее скучно жить, — смеется, а у меня складывается впечатление, что у него не все дома. Никаких тормозов, ни грамма страха. Для него не существует законов и это его главное отличие от меня. Удивительно, что он все еще жив. Ничего его не берет. — Смирись, Макс, я давно ищу повод укрепить свои позиции в столице, считай, что оказываешь мне услугу.
— Черт изворотливый, — усмехаюсь, — на кой черт тебе столица сдалась?
— Я всегда ее хотел, повода не было.
—А теперь, значит, есть?
—Теперь есть, — кивает он. А я тем временем замечаю пополнение в комнате в лице Авдеева. И взгляд его не сулит ничего хорошего.
— Ты мог рассказать, что с ней произошло, — рычит сходу. Узнал значит. Тем лучше, он должен понимать, что его ждет с Ларой. Истерики, недоверие — это лишь верхушка айсберга.
— Не мог, — отрезаю.
— Серьезно? — ухмыляется Демьян. — Ладно этот, — кивает в мою сторону, обращаясь к Матвею, — но ты, брат, мог мне обо всем рассказать? Артисты, мать вашу.
Макс
—Ты уверен, что охрана не станет стоять на нашем пути? — обращаюсь к Демьяну.
Всем известно, что Азариных хорошо охраняют, слишком хорошо. И меня не покидают сомнения, что план может полететь к чертям собачьим, если что-то пойдет не так. Если Воронцов переоценил свой дар убеждения. Азарины нужны мне живыми. Для старшего у меня приготовлен деревянный ящик и яма, но сначала он подпишет все необходимые бумаги. А для Рустама у меня отдельный сценарий, созданный лично для Азарина младшего, с участием в нем особенно заинтересованного лица.
Больше двух недель я гоняю их с места на место, а сейчас, когда по столице со скоростью света распространяется новость о возвращении Графа и его интересе в этом деле, ублюдки и вовсе должны биться в агонии. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, если тобой заинтересовался Граф — готовь похороны. Как не прискорбно признавать, его появление мне на руку, даже несмотря на то, что теперь я ему должен, пусть он об этом и никогда не заикнется, но долг я этот обязательно верну.
—Ты сомневаешься в методах моего отца? — уточняет он, усмехается и откидывается на спинку сидения.
— Азарин хорошо платит своим людям.
— Но никакие деньги не стоят жизни их семьи и их собственной. Я дал им выбор, думаю, они сделают правильный. В противном случае мы просто убьем всех, — пожимает плечами.
— Азарины мне нужны живыми, — предупреждаю на случай, если кому-то придет в голову открыть стрельбу, — делайте, что угодно, но эти двое должны быть целы.
— Мы уже загнали их в угол, — в разговор вмешивается Гром. — Все пройдет по плану.
Киваю в ответ.
Ночь уже вступила в свои права и через несколько минут люди Графа войдут в дом, где вот уже второй день скрываются Азарины. Особняк главного партнера Азарина — Молохова находился на самой окраине столицы. Официально дом принадлежит сомнительному благотворительному фонду, через который отмываются миллионы, если не миллиарды. Но я слишком долго выслеживал ублюдка, копал, ждал подходящего момента, будучи уверенным в том, что последним пунктом Азарина будет именно пристанище его дружка депутата, чьи сынки четыре года назад надругались над Ларой, пока пьяный отморозок Азарин наблюдал за происходящим. Или не только наблюдал?
Лара плохо помнит случившееся, а кто бы помнил? Твари. Депутатских сыночков я тоже достану, рано или поздно, достану, где бы они сейчас не находились. Папаша надежно спрятал ублюдков сыночков сразу после того случая. Знал, гад, что однажды я за ними приду, что не оставлю, не прощу, пока не сдохнут. Я уверен, что они до сих пор в стране, высылать их за границу слишком банально. Глупо было бы считать, что там я из не достану. А я достану. Обязательно достану.
Четыре года назад меня приперли к стенке, тогда у меня были связаны руки, сейчас же, пришло время поставить к стенке тварей, посчитавших, что им все сойдет с рук. Никакая власть, никакие доводы теперь не сумеют меня остановить. А каждый, кто посмеет открыть рот, подпишет себе смертный приговор.