Техас-сити 47 года
Шрифт:
– Слушай, русский, - говорит незнакомец, - может ты уберешься от сюда. Покинешь, так сказать, нас спокойно.
– Это почему?
– У нас своя территория и здесь не нужны соглядаи куклуксклана.
– Я никакого отношения к куклуксклану не имею. Но если вы будете настаивать на моем уходе, пожалуюсь их главарю на вас. Войны хотите?
Они переглядывается и Эрио мотает головой.
– Нет. Я не хочу чтобы в городе после твоей смерти вырезали всех наших и их семьи.
– Тогда о чем разговор?
– Мы пришли к тебе с мирным предложением.
– Не уговаривайте, я никуда не уйду.
– Очень жаль.
Они собирались уйти, но я остановил.
– Эрио, послушай меня. Помнишь вчера я
На силу надо отвечать силой. Эти подонки только ее и уважают. Пуэрториканцы мне ничего не ответили, ушли молча.
Обед кончился, я загрузился мешками и подъехал по пирсу под кран. Перед моим погрузчиком замелькали смуглые фигуры докеров, но, мне показалось, что их было в два раза больше. Вдруг дверца машины приоткрылась и мешок с селитрой чуть не выбил меня на другую сторону кабины. Я сумел открыть дверцу с этой стороны и выпрыгнул на асфальт. Два десятка парней окружили погрузчик. Самый здоровенный пуэрториканец, крутил тридцати килограммовый мешок с селитрой, как будто забавлялся легким мячиком. Видно, он то в меня и запустил первоначально мешок. Ну что же, ребята, начнем. Я делаю прыжок льва на самого, по виду, слабого. Он пискнул в моих объятьях, подбрасываю его выше головы и швыряю в мешочника. Пока они катятся и барахтаются на асфальте, ударом в челюсть, укладываю ближнего. Двое парней успели вцепится в руки. Стряхнул их легко, стукнув друг друга лбами, а потом, схватив за шиворот роб, спихнул с пирса в воду. Еще двое лезут с ножами, с этими надо позверее. Первого перехватываю за руку и на глазах ошеломленных нападающих, ломаю его руку в кости. Дикий вопль пронесся над портом. Второй хотел отпрыгнуть, но из-за близости своих друзей не смог уйти далеко. Похоже, я сломал ударом кулака, ему грудную клетку. Кто-то попался под руку еще, этого шлепком отправил прямо в воду. Наконец, передо мной появился и здоровяк с мешком. Я увернулся от тридцати килограммового груза и мешок просвистев мимо уха вместе с хозяином пронесся мимо меня и тут я уперся в его спину буквально вынес к краю пирса и столкнул. Острая боль резанула спину. Оборачиваюсь, еще один с ножиком, успел гад порезать. Перехватываю его руку и взметнул вверх, похоже не рассчитал. Парень пролетел метров пять и грудью врезался в бетонную тумбу, для крепления судов, скатился с нее и затих. Нападавшие попятились, я выдернул верхний мешок с поддона и швырнул в них. Хоть никого не задел, парни увернулись, но все отскочили уже подальше. Теперь они галдели, выкрикивая, наверно, ругательства на своем языке, но никто уже не наступал на меня. Ко мне подошел Эди.
– Лихо ты их. Я получил удовольствие, когда смотрел. А теперь ответь мне, кто заплатит за простой и порванные мешки?
– Вот эти, - киваю на сбившихся в кучу пуэрториканцев.
– Посмотрим. Эй, ну-ка пойдите сюда, - крикнул Эди моим врагам.
От группы отделяется парень и подходит к нам.
– Вот что, - говорит ему Эди, - или вы исчезните от сюда навсегда, или во время сумеете загрузить пароход, выбирай.
– Мы загрузим все вовремя.
– Тогда собери вот эту падаль, что раскидана здесь, - Эди показывает на тела, валяющихся его соплеменников, - и наверстываете время. Николя, вас сегодня трогать не будет. Так, Николя?
– Не буду.
Парень кивает головой и идет к своим. Я обращаюсь к Эди.
– Эди, что там у меня на спине, посмотри.
Поворачиваюсь к нему спиной и задираю рубаху. Старший присвистнул.
– Повезло тебе парень. Кто то из этих, попал ножичком тебе в ремень брюк, потом лезвие соскочило и малость попортило кожу. Это ерундовая царапина, у меня есть йод, сейчас смажу рану и если кровь быстро свернется, до конца смены потерпишь. Я во время последней войны, перевязывал своих ребят Арденах, так что толк в ранах знаю.
Эди исчезает в диспетчерской и вскоре возвращается с бутылкой йода и куском бинта. Пока он смазывает мою спину, пуэрториканцы уносят своих побитых товарищей, помогают подняться из воды, сброшенным с пирса и собирают разбросанные мешки.
Въезжаю в ворота склада и остановившись у горы мешков, сразу спрашиваю первого попавшегося грузчика.
– Где Эрио?
Тот мотает головой, делая вид, что меня не понимает.
– Передай ему, что он покойник.
После этого сажусь за руль и жду, когда мне набросают груз.
До конца смены никто меня не тревожил.
У меня в квартире гости. В моей комнате сидит Самохин и хозяин дома. Как только я вошел, хозяин тут же вскочил, заизвенялся и исчез. Петр поздоровался и сказал.
– Николай, я за тобой. Не хрена здесь отсиживаться, поехали справлять день рождения Катерины.
– Кто это?
– Глашина подруга, ну та которая тоже русская. Мы о ней говорили тогда.
– Но я же без подарка.
– Ерунда, купи ей цветы и вполне достаточно. Основной подарок это ты. Катька, страсть как тоскует по родине, вот теперь отведет душу.
– Тогда сейчас переоденусь.
Переодеваться мне придется в единственный костюм песочного цвета, который по дешевке приобрел в Алжире. Там жарко и такая одежда ни кому не нужна. Рыжий галстук мне подарила жена служащего посольства, с которой я был знаком. А вот шляпу приобрел здесь, как приплыл в Нью-Йорк. Самохин оглядел и усмехнулся,.
– Ты как попугай, но ничего, так даже интересно. Поехали.
– А Глаша где?
– Где ей быть то, наверно уже там у Катьки. На такси махнула.
Это огромное кирпичное здание с широкими окнами. Коридоры длинные и кажется им нет конца. Самохин постучал в дверь под номером 784 и тут же она распахнулась и молодая белокурая женщина бросилась ему на грудь.
– Петька, черт косматый, долго нам тебя ждать?
– сказала она по-русски и чмокнула его в щеку.
– Да вот... я привел тебе молодого человека.
Теперь она обратила на меня внимание и оторвавшись от Петра, протянула мне руку.
– Катя.
– Николай.
– Значит вы и есть тот новый русский, что появился в нашем городе.
– Разве я уже так прославился?
Она заулыбалась.
– Нет, но Глашенька мне так много наговорила о вас, что я представляла вас Голиафом.
– Теперь разочаровались...
– Нет, нет, ни в коем случае, вы очень похожи.
– Катька, - рявкает шутливо Самохин, - какого хрена ты держишь нас перед дверью?
– Ой, извините, заходите, пожалуйста.
В небольшой комнатке роскошный порядок, все вещи аккуратно расставлены на своих местах и прикрытые кружевными салфетками, даже свеже выстиранные занавески, при прикосновении к ним, скрипят от крахмала. Мы сидим за столом , где по-русски вывалены в тарелки пирожки с капустой и на деревянной подставке устроился большой круглый пирог с вишневым вареньем. Бутылка виски для мужчин и дешевого красного вина расположились среди остальных скромных блюд закусок. Катя раскраснелась от вина и развлекает всех нас необычными школьными приключениями, где непослушные мальчики и девочки всегда попадают впросак. Глаша пьяно улыбается, с восторгом смотрит на нее и вдруг задает необычный вопрос.
– А они похожи на наших?
Катя спотыкается на недоконченной фразе, сначала недоуменно смотрит на нее и потом как бы проснувшись, серьезно говорит.
– Нет, не похожи. Наши дети как воск, их лепить можно, а эти уже пришли со своими проблемами, с ними труднее.
– А вы на родине преподавали?
– спросил я.
– Да, немного успела, работала в школе во Владивостоке, где-то года два, потом перед самой войной, Джек вывез меня сюда.
– Джек это ее муж, - поясняет мне Глаша.