Техас-сити 47 года
Шрифт:
– Мальчики, сюда.
Только мы сели, как вспышка чуть не ослепила глаза, это настырные фоторепортеры успели сфотографировать нас.
– Проклятье, - ворчит Петр.
Я сижу рядом с Катей и она мне шепчет на ухо.
– После выступления пойдем ко мне.
– Хорошо.
На ринге крупный белый, с распухшим лицом и прилизанными редкими волосами, напротив - тощий, длинный, негр, совсем лысый, но с живыми черными глазами.
– Черная пантера, против быка, - комментирует Петр.
– Они из каких клубов?
–
– И за что дерутся?
– Ты имеешь в виду деньги? Приз пятьдесят тысяч долларов и право выступать на чемпионате Америки.
– Почему же ты не выставил своего бойца?
– В таком весе у меня никого нет. Вот если бы ты...
– Ладно, ладно... мы же договорились.
Бой начался осторожно, худощавый негр, легко двигаясь, длинными руками щупал кожу противника, белый старался отбиться и шел глыбой на сближение. Катя сидела рядом и переживала за бойцов, она иногда вскрикивала, кричала, оглушая меня резкими звуками.
– Бей... еще... еще..., дай ему, аа...
Петр был сосредоточен, он внимательно изучал бойцов на ринге.
– Как ты думаешь, кто победит?
– вдруг спросил он, резко повернувшись ко мне.
– Негр.
– Почему ты так думаешь?
– Он подвижен и гибок... и потом у него хорошая дыхалка.
Наконец то белый загнал своего противника в угол и только хотел его обработать, как тот ловко изогнулся, нырнул под его локоть и просто протек в узкое пространство между канатом и корпусом бойца на свободу. Катя взвизгнула, Самохин хмыкнул.
– И все же, я бы не положился на негра, впереди много раундов...
В воздухе с клубами табачного дыма пахло расизмом. Белые болельщики, не стесняясь в выражениях, поносили черного бойца и угрожали ему.
На седьмом раунде наступила развязка, белый парень пропустил удар в глаз, потом жуткий удар в нос, да такой..., мне показалось, что хрустнули все хрящи и нос перекосился на правую сторону. Кровь хлынула на мокрое от пота лицо и он замотал головой, пытаясь стряхнуть красные капли ползущие в глаз. Рефери сделал вид, что ничего не видит. И пока несчастный боролся сам с собой, черный сумел достать его вторично перчаткой. Это был конец. Парень стоял на одном колене и пока судья отсчитывал секунды, заливал ковер кровью, пытался прийти в себя, но так и не пришел.
Самохин, Катя и я едем в машине. Петр не может успокоится.
– А ты бы положил негра?
– спрашивает он.
– Не знаю, но наверно положил бы.
– Почему ты так уверен?
– Я считаю, что европейский класс бокса выше американского, там думающий бокс. Это просто не слепая возня с ударами, а применение хитрости, ловкости и неоднократного изменения тактики, сбивающего противника с толку. Вот тебе пример, в этом бое, в первом раунде, сколько сильнейших ударов белого парня, пришлось в воздух?
– Ну... много. Не считал.
– А я машинально просчитал, двадцать один. И почему? Негр сумел разгадать движение руки.
– Значит черный борется по европейски?
– Нет, по-американски. Он выиграл так быстро, потому что содрал кожу на лице у своего противника, потому, что его рука на ладонь длиннее и еще потому, что подготовлен физически лучше.
– Николай, я ставлю призом сто тысяч долларов, если ты выступишь против этого типа, Техасу нужна победа..
– Не надейся, Петр.
– Ну и дурак. Это же слава, твое вхождение в элиту американского спорта.
– Все, Самохин, кончай. Сказал не буду, значит не буду.
В машине стало тихо. Проехали еще два квартала и остановились.
– Катя, твой дом, - говорит Самохин.
– Катя, пойдем я тебя провожу, - предлагаю я.
Мы выбираемся из машины и Петр, не попрощавшись, укатил в темноту города. Катя прижалась ко мне.
– Ты знаешь, я так счастлива, что встретила тебя. Такой сильный, мощный, уверенный, за тобой как за каменной стеной.
Мы целуемся и потом отправляемся в ее гнездышко.
Только один раз Катя задала мне вопрос.
– Может быть ты все таки вернешься в бокс?
Я прижал пальцем ее губы.
– Тсс... Никогда.
В порту мне достался пирс №0, где загружали огромный пароход. На борту белой краской четко вырисовывалась надпись "Гранкан". Я вез к нему со склада кипу бумажных мешков с аммиачной селитрой. Подкатил к крану и с удивлением обнаружил, что ни одного докера для разгрузки нет. Куда все делись? И тут заметил, что возле судна столпилась большая толпа. Заглушил погрузчик и поспешил туда. Среди обступивших судно людей, мелькнула знакомая каска Эди. Я пробился к нему.
– Эди, меня некому разгружать...
– Погоди, ты не видишь, судно дымит.
Я поднял голову, из четвертого трюма валил густой белый дым. Несколько пожарных расчетов лихо подкатили к борту "Гранкана".
– Во, видно дело то серьезно, уже пожарников вызвали, - замечает Эди.
– Но это же наш трюм, мы в него селитру загружаем.
– Вот поэтому то докеры и не работают. Все здесь.
Действительно, в толпе любопытных, помимо служащих порта, моряков и пожарных, мелькают брезентовые робы докеров. Пожарные стали соединять шланги к колонкам.
– Интересно, чем они будут тушить пожар, ведь в пожарных колонках воды нет, - говорю я.
– Откуда знаешь?
– Сам меня посылал вымыть машину, я пытался, а там ни капли.
– Тогда сейчас будет потеха.
Действительно сколько ребята не пытались крутить вентиль на колонках, воды шланги не поступало. Старший пожарник что то заорал, ребята стали отсоединятся и бросились по трапу вверх, таща за собой на судно шланги.
– Чего это они?
– Будут подсоединятся к судовой пожарной магистрали, - поясняет Эди.