Телефонист
Шрифт:
Ольга встала только через час:
– Доброе утро, хренов жаворонок!
– Доброе, – он ткнул рукою вниз. – Долина была широкой и открытой, и в ней было много солнца.
– Ты слышишь, какая капель?
– И слышу, и вижу. Невыносимая красота. Подняться, что ли, с тобой хотя бы на часик, посмотреть эти твои лыжные трассы.
– Ну уж нет! – Ольга фыркнула. – Я завела себе бойфренда-инструктора, так что третий – лишний.
– Тем более надо, – возразил он. – Должен же я знать, какие у тебя на самом деле вкусы.
Почесал себе переносицу, предложил:
– Могу покормить тебя завтраком. Скрамбл эггз с беконом и помидорами. Яичница, короче.
И
– Я еду на Розу, – объявила Ольга. – В такую погоду, как сейчас, с самого верха, если чуть пройти, даже видно море. Не будешь жалеть, что пропускаешь работу?
– Буду, – он смотрел на отпечатки ног на снегу.
Это были их вчерашние следы. И следы детей, что играли во дворе. Только… Он поморщился. Возможно, что всё это ерунда и детские шалости. Он это увидел, поглощённый красотой и спокойствием вокруг, всего минут десять назад. Чтобы попасть в дом, надо было подняться на несколько ступенек на террасу к входной двери. Большинство следов вели от ступенек к воротам, в которых располагалась калитка, выход со двора. Ходили туда-сюда. Это следы их и гостей. Ограда из кривых фактурных досок была высокой, в человеческий рост. Вот ещё следы на расчищенной площадке у гаража на цокольном этаже и чуть дальше, маленького размера – это следы детей, лепили снеговиков. Двух. Дальше всё белое, чистый двор. Не считая одного следа наискосок от входа в дом до самого низкого уровня ограды в дальнем левом углу. Точнее, наоборот: от угла ограды в дом, потому что следы вели только в одном направлении.
– Странно, – пробормотал он. Накинул куртку, спустился во двор. Следы были чёткие, плотные, в пока ещё пушистом снегу, солнце не успело подтопить его. Настолько чёткие, что… Он хмыкнул. Рисунок протектора, внутри отпечаталась надпись Vibram, что естественно для горных ботинок – подошва Vibram. Ещё буквы – Dolomit, название фирмы, не то что такая уж редкость, но на каждом углу не продаются. Ему, например, ботинки «Доломит» подарила на 23 февраля Ольга, когда звала с собой в горы, но у него была депрессия и писательский затык.
– У меня не бывает депрессий, – проворчал он. И поставил рядом со следом свою ногу, с силой надавив на неё. Осторожно поднял ногу. Следы оказались одинаковые. Даже размер ботинка.
– Ну и что тут у нас? – он огляделся.
Следы от самого низкого места в ограде (где, к примеру, обладая определённой ловкостью, можно перемахнуть через неё) пересекали по диагонали весь двор и вели в одном направлении – в дом. Кто-то, обладающий такой ловкостью, оставил их в свежем снегу, кто-то в ботинках того же размера и той же итальянской фирмы, что и у него.
– Эй, что ты там делаешь, следопыт? – Ольга, накинув куртку, стояла на террасе и с недоумением смотрела на него. – Кто-то обещал мне завтрак.
«Она сегодня какая-то особенно красивая», – мелькнуло у него в голове.
– Ты не видишь ничего странного? – нахмурился он. – Тебе сверху лучше видно.
– Я вижу очень странного человека, который играет в Зверобоя, Ната Бампо.
– Кто это? – вскинулся он. – А-а-а, Фенимор Купер… И тебя ничего не удивляет?
– Как такое может не удивлять?! Надеялась, что в это утро будут другие игры.
– Смотри внимательно, куда ведут следы – от забора в дом. А обратно – не ведут.
– И?
– Кто-то забрался к нам через забор, видишь?
– Тогда в доме кто-то есть, – улыбнулась она. – Но никого, кроме меня.
– А в гараже? Мы ведь там не были.
– Детектив
Он посмотрел на следы: слишком очевидно… Признал:
– Да, чушь какая-то… Но кто же их оставил?
– У нас вчера был полный дом гостей.
– И кто-то полез через забор, а вышел со всеми через дверь?
– Ну…
– Ольга, гости пришли все вместе и ушли все вместе. Мы ходили провожать. Это ещё не всё: такое ощущение, что это следы от моих ботинок.
– В смысле?
– Или точно таких же.
– Может, это не за мной приходили, а за тобой? За твоей драгоценной рукописью?
– Можно сколько угодно надо мной смеяться и обзывать параноиком…
– Иди ко мне, я тебя успокою.
– Ну, Ольга, разве это не странно? – настаивал он.
– Это Лука, гадёныш. Он только с виду ангел. Вечно чего-нибудь такое выкидывает.
– Лука? Этот мальчик, сын твоих…
– Он, засранец!
– И у него лапа размером с мою?
– Нет, конечно, иначе было бы не так интересно. Вообще, они хорошие дети. Это такое хулиганство. Значит, ты ему понравился.
– Лука?
– Тебе показать, как он это сделал? Могу, у нас с ним одинаковый размер обуви.
– Нацепил мои ботинки и…
– Пошёл спиной вперёд, – она кивнула. – И вернулся по своим следам. Старая шутка.
Он стоял во дворе то ли растерянный, то ли сконфуженный, прекрасно понимая, как нелепо он выглядит. Парень-то разыграл его, как лоха, а его подозрительность помешала не выглядеть в этой ситуации дураком. Нет, может, он и вправду жалкий параноик? Он посмотрел на неё чуть ли не виновато, но Ольга только улыбнулась в ответ:
– Ну, а теперь иди ко мне, я тебя спасу, сегодня моя очередь.
В этот день он работал, как никогда прежде. Пятнадцать страниц нового текста, из которых отбракуется, может, одна, максимум две. Книга буквально лилась из него, словно этот дом в горах послужил щелчком, катализатором. Он снова был Писатель, он мог написать всё что угодно, создать любые Миры, любые Вселенные; Телефонисту просто повезло, а ведь с тем же успехом он мог сделать новых «Танцующих на крышах» или новую «Войну и мир»; любым языком: простым или экспериментальным, вязкой заумью или триллер-лэнгвичем, от которого не оторваться, сложным, сквозь который стоит продираться, или лёгким, чистым и прозрачным, который можно пить. Он был всемогущим в этом доме посреди снега; он почти любил Телефониста и был абсолютно счастлив со своей женщиной здесь, прекрасно понимая, что это эйфория, и как любая эйфория, рано или поздно это должно кончиться. Но эта идея была где-то вдали, на периферии, почти в тени; она присутствовала в настоящем моменте лишь константой напоминания, но никак не определяла его.
Закончив работу, он удовлетворённо потянулся и отправился варить себе кофе. И опять вспомнил про следы. Но снег уже растаял, забрав с собой все воспоминания о его тревогах.
Я стал ближе к тому, кого мы ждём. Осталось всего несколько шагов. И ты опять со мной. Моя кожа может становиться твёрже, а сердце замедлять свой бег. Сознание очищается от всего старого, ветхого; отживший панцирь, кокон и сияющие крылышки бабочки внутри… Я помню твою метафору, хотя ты говорила о могуществе. Вот-вот, ожидание, несколько листов… Что бы я делал без тебя, невыносимо. Мы с тобой одни в этом мире, укрытом снегом, и никто не догадывается, где под ним спрятан кокон. Но мы умеем ждать.