Телефонист
Шрифт:
– Ты о чём-то сожалеешь, – вдруг сказал он.
– Нет, мой писака, я ни о чём не сожалею. Как Эдит Пиаф. Мы ведь ни от кого не сбегаем – просто решили провести три дня вместе.
– Ну, уж собачки-шпионы нам точно не страшны.
Она отмахнулась:
– Не хочу больше об этом говорить, склонила голову, и в её взгляд вернулось выражение, которое он знал, – задорный интерес. – Значит, Пятикнижие?
– Канон, – важно заявил он.
– И точка?
Кивнул:
– Да, эта будет точно последней. И, наверное, лучшей.
– Чёрт, а если девочка права?
– Девочка?
– Прекрати.
– О чём? Какая связь, кроме детских фантазий?
– Ну а если…
– Следователь Сухов при первом удобном случае надел бы на меня наручники, а ещё лучше – кандалы, и отправил на галеры.
– В том, с чем она к тебе пришла, нет ничего смешного.
– Нет. Но причём тут я?!
– Ты начал новую книгу о Телефонисте. Извлёк его из своих сумасшедших картинок или откуда там… И если реальный Телефонист… это же чудовищно.
– Это, безусловно, очень заманчиво звучит, – ухмыльнулся он, – но, к сожалению, в реальной жизни такого не бывает. Искусство, конечно, строит жизнь, но не настолько напрямую.
– Но девочка…
– Послушай, Ксения Сухова – вероятно, очень внимательный мой читатель, и по логике истории догадалась, что это ещё не конец. Даже раньше меня. Но как это ни парадоксально на первый взгляд, такое, как раз таки, бывает. Всё остальное – просто совпадение. О чём я ей и сообщил.
– Она знала, что Тропарёвский, изловленный её отцом, – это ещё не всё. Откуда?
– Вряд ли она что-то знала… Если убрать всякую мистику, то это – банальная ошибка познания, делать такие умозаключения. Совпадение по времени и по сути – всё-таки разные вещи.
– Ну, наверное.
– Вопреки. А не благодаря: войны выигрываются вопреки тупости военачальников, – развивал он свою мысль. – Экономика растёт вопреки алчности политиков, а ты ко мне… расположена вопреки моей непроходимой тупости, алчности и эгоизму.
– Я слежу за тем, как ты исправляешься.
– Взять ещё пива?
– Ладно, не надо.
Ольга вроде подуспокоилась. Всё же спросила:
– Там маньяк или звонки с угрозами?
– Мне почём знать! – удивился он.
– Поэтому и сказала про подробности…
– Послушай, любимая, – вздохнул он. – Я понимаю, что шила в мешке не утаишь, но иногда очень даже можно. Некоторое время. Про то, что я начал новую книгу, знают на сегодня, – он стал загибать пальцы, – мой издатель, но он под подпиской о неразглашении и не враг сам себе, деньги… Мадам, которая нема, как могила, к тому же уехала; и со вчерашнего дня ты. Ещё догадалась эта сверхпроницательная юная красотка. Кто из перечисленных особ больше всех подходит на роль маньяка? Только не поднимай руку первая.
Улыбнулась. Спросила:
– Ты назвал меня «любимая»?
– Не знаю. Не заметил… К тому же, я пообещал Ксении не выдавать её Сухову. По-моему, она его как огня боится. И я её понимаю.
– Ты назвал меня «любимая», – сказала Ольга. – Никогда больше не произноси этого с такой интонацией.
Они стояли, закутавшись в пледы, на широченной деревянной террасе под косой крышей и смотрели, как с ночного неба падает снег.
– Томбе ля неже, – сказал он.
Ольга молча прильнула к нему. Потом произнесла:
– С ладонь снежинки, – выставила руку. – С детства любила эту песню.
Он повернул голову и посмотрел вниз, в долину:
– Вообще ничего не видно.
– Прекрасно.
– Только эти театральные фонари во дворе. Крутой у твоих друзей дом.
– Нет, не крутой. Уютный. Когда будет солнце, обалдеешь, какой отсюда вид.
– Все эти модные краснополянские резорты где-то внизу?
Ольга кивнула.
– И мы здесь одни?
– Нет, чуть ниже начинаются дома. Самый первый – моих друзей. Завтра придут поздороваться. Но выше только лес. И снег.
Он перевалился через перила наполовину и оказался под снегопадом. На голове тут же образовалась шапка из мокрых снежинок. Отряхнулся, глаза радостно засияли:
– Снег отрезает нас от мира!
– Вот и замечательно.
Ещё раз отряхнулся, бросил взгляд в белую мглу и в темноту за ней: мир действительно перестал существовать. Ухмыльнулся и возвестил:
– Там кто-то есть, внутри этого снега. И он приближается.
Ольга хмыкнула:
– Ну и пожалуйста. А мне нравится это место. И мне уже страшно. Ну-ка, давай, быстренько спасай меня.
На следующий день он проработал почти до четырёх, до возвращения Ольги с горы, и перевыполнил все дневные нормы.
– Соскучился тут без меня, писака? – Ольга ставила лыжи в скирум и казалась невероятно румяной.
– Вот ещё! У меня же здесь Телефонист, прибыл верхом на этом снеге и заходил на кофе. С ним не заскучаешь.
К ужину к ним пришли «здороваться» эти самые Ольгины друзья, притащили с собой горячих пирогов из местной пекарни и двоих детей, брата и сестру, впрочем, довольно воспитанных. Поев, они большую часть времени проиграли на втором этаже или во дворе, под снегом, который стал заканчиваться. Девочка приближалась к границе подросткового возраста, мальчик с неожиданным именем Лука только что перевалил её. Ужин вышел очень весёлым, но уже к девяти гости деликатно засобирались. Они вышли их провожать и выяснилось, что снегопад давно кончился; зато похолодало, и над ними раскинулось звёздное небо. Проводили гостей до их дома, ненадолго задержавшись на рюмочку, потом быстро вернулись в свою спальню, а потом стояли, закутавшись в пледы, на том же месте, что и вчера, и смотрели на звёздное небо над головой.
– Совсем не хочу уезжать, – поделился он.
Ольга перевела взгляд на двор, засыпанный последним снегом. Снег искрился, перечерченный косыми тенями от фонарей; склон напротив, поросший каштанами в снежных сейчас шапках, сиял той же белизной, резко обозначенной на фоне густоты чёрного неба.
Им опять было хорошо вместе.
– Вообще-то, это была моя реплика, – сказала Ольга.
Утром всё залило ослепительное солнце. Он стоял один на той же самой террасе и восхищённо смотрел вниз.