Телефонист
Шрифт:
– Да уж, старается он не только для нас, – подтвердил Сухов.
– Верно, – Ванга посмотрела на него как бы в поисках одобрения. – И эти его видео в сети… Ракурсы немножко… Думаю, у него есть богатый отснятый материал.
– Но с чего камера не цифровая-то? – настаивал Кирилл. – При его уровне квалификации не наследить…
– Легко, – кивнула Ванга. – Ты айтишник, тебе виднее. Но вопрос не в устройстве. Я вот что хочу сказать: когда-то, на прошлом деле, хотя, как и сейчас, выяснилось, что это оказалось то же самое дело, мы обсуждали с Суховым то, что назвали его «пошаговым шантажом». И в роликах тоже… даже в них.
– Да, – мрачно кивнул Сухов. – Публике он представлял только завершённый продукт. Такой у него метод.
– Ему необходимы огласка и внешний резонанс – это точно, но пока, – Ванга обвела всех присутствующих взглядом, – он как бы даёт нам фору. Типа спокоен и доверяет нам. Но будет следить за каждым шагом. Пошаговый шантаж: пока пряник. Кнут же – обнародование этого ролика в инете с адреса, который мы не сможем отследить.
Лёва Свиркин усмехнулся, всё так же глядя на Вангу:
– Забавно-забавно: старая, возможно, восьмимиллиметровая камера?
– Вполне вероятно, именно так, – улыбнулась ему Ванга. – Хотя, скорее, что-то типа VHS.
– Паровоз, молодой человек! – чуть ли не радостно заключил Лёва, обращаясь к Кириллу. – Старые добрые доцифровые технологии. Видимо, миру Телефониста приходит конец.
– Я что-то пропустила? – вскинулась Ванга.
– Забей, – успокоил её Лёва. – Так, болтали ни о чём.
Ванга мотнула головой, всё ещё продолжая смотреть на Лёву. Какая-то ускользающая мысль отпечаталась в её взгляде и растаяла, но потом взгляд застыл, словно пришла другая, гораздо более явная и оформленная мысль:
– Старые добрые доцифровые, – как будто сонно повторила Ванга. – Часы… Сухов, я, кажется, поняла! Она действительно смотрит на часы.
Он снял трубку и сказал:
– Микола Васильевич Форель слушает.
– Очень смешно, – голос Ольги звучал сухо. – Я не смогла прийти на лекцию и звоню только по делу. Выставка…
– Послушай, – перебил он. – Я был очень не прав и всё утро искал слова, чтобы позвонить тебе.
– Смотрю, нашёл.
– Всё ещё нет… Вот прямо сейчас нахожу: я был не прав, и только я! И всё чуть не испортил…
– Не чуть.
– Не перебивай, злыдня. Я тупой эгоист, но постараюсь исправиться. Прости меня, пожалуйста.
– Ничего себе, – изумилась она. – Ну-ну.
– Сможешь простить, а? – в его взгляде мелькнули наигранно умоляющие огоньки, как будто Ольга его видит. – Я больше не буду.
Она усмехнулась, но голос зазвучал теплее:
– Это что-то новенькое.
– Говорю же – учусь. Я очень скучаю. Простишь?
– Вот уж чего не ожидала от тебя услышать… Извиняться никогда не умел. Мне начать беспокоиться?
Он улыбнулся:
– Передо мной сейчас сидит одна юная особа, и она мне напомнила о бренности бытия.
– Ясно с тобой. Что ещё за юная особа?
Он сладко промурлыкал в трубку:
– Приезжай скорее, сама всё увидишь.
– Прямо сейчас не могу, глухомань, с этого начала: дел по горло.
– Я буду ждать тебя до скончания мира, – пообещал он. – По крайней мере, до сегодняшнего вечера.
– А вот приду. И берегись там, юная особа!
– Я начал новую книгу. Про… него.
Молчание.
– Ты слышишь?
– И не мог мне сказать?!
– Я… из-за того, что поссорились… Я стеснялся.
– Правда?
– Про книгу?
– Про то, что стеснялся.
– Я… и сейчас ещё стесняюсь.
– Это хорошо.
– Наверное. Чёрти что…
– А я поправилась. Вот. Жрала всё подряд. На неровной почве. Довёл.
– Ну, мы-то всегда знали, как такое исправить.
– Нет, так не пойдёт! Понял?! Сегодня только платонические отношения.
– Как скажешь.
– Надо же, согласился.
– Не-ет!
– Ладно, посмотрим. Похоже, и вправду соскучился.
– Да.
Усмехнулась, но уже тепло:
– Значит, опять расчленёнка?
– По полной. Такого ещё не было. Даже картинки есть.
– Про выставку-то не хочешь услышать?
– Хочу! Приезжай, думаю, тебя ждёт много неожиданнного.
– Интригуешь?
– Не разочарую.
– А-а… ты и вправду довёл меня до нервного срыва. – Ольга рассмеялась, но как-то без особого веселья. – Даже лёгкая паранойя началась.
– Ты мне и такая подойдёшь.
– Ага. Только тогда нас будет несколько.
– В смысле, несколько? Тогда это шизофрения, а не паранойя.
– Да нет, в моём случае всё проще и на хрен хуже.
– Эмм…
– Понимаешь, мне кажется, за мной следят.
– Не хотела при всех говорить, – пояснила Ванга, когда они покинули подъезд, откуда из квартиры пожилой пары ещё не забрали обезглавленное тело, и направились к служебной машине. – Мне Лёва очень симпатичен, но его постоянный трёп сбивает с толку.
– Я понял, – сказал Сухов. – Ты завтракала?
– Да. Нет… Послушай, она действительно смотрит на часы. Только их показания не важны, понимаешь?
– Пока нет.
– Я уж подумала было, что он изменил себе и специально выставил стрелки на 3:17. Ну, помнишь, как у Пушкина в «Пиковой даме»? Тройка, семёрка, туз, символы, цифры смерти, но…
– Часы как предмет? Что-то в устройстве, шестерёнки, символика маятника?
– Это всё тоже неважно. Всё проще: сами часы, любые, абстрактные.