Телефонист
Шрифт:
Прошло-то всего несколько дней. Дюба мог бы вспомнить точно, сколько, но пока не хотелось. Башку не отпустило до конца. И потом вот Колёк. Он-то точно знает, когда у него днюха…
Было тепло. Днём. Хоть весна и ранняя, снег ещё не везде сошёл. Но солнышко припекло, и Дюба грелся, расположившись в своём «укрытии». Вряд ли он был адептом пословицы «мастерство не пропить», пробухать можно всё, и прежде всего эту грёбаную жизнь, всю, без остатка, и чаще всего в прямом смысле, но… некоторые навыки явно утрачиваются последними. Например, навык слышать «неправильную» тишину в горной зелёнке, в лесу, ещё только что полном безмятежного присутствия жизни. Или навык выхватывать из толпы людей с «неправильным» поведением, не соответствующих общему ритму и течению повседневных дел. В толпе ты защищён как нигде. Например, при наружке. Проще простого. Ты сидишь на лавочке, вот прямо как сейчас, и видишь, что бегун опустился завязать шнурок, а тот всё не завязывается. Долго, ну никак не завязывается, вот досадная безрукость-то. Или вон та хорошо одетая дамочка говорит по телефону, остановилась вполоборота и вроде вовсе не смотрит на тебя, увлечённая болтовнёй. Только её губы, занятые той самой болтовнёй, и глаза говорят о разном: взгляд не стал отсутствующим, пустым, как будто его обладатель отправилась по телефонной линии к тому, с кем болтает. О нет, хорошо одетая дамочка вся здесь. Здесь и сейчас. Да и мужик, с полчаса читающий газету на одном развороте, явно не поглощён утренними новостями: интересные статьи так не читают, без конца отвлекаясь, озираясь поверх газеты, а неинтересные – перелистывают. Правда, мужику стоит отдать должное: мог бы ведь держать газету и вверх ногами.
Но сейчас всех этих теней Дюбиного прошлого здесь не было. К палатке подъехали чурки дяди Курбана, выгружают какие-то коробки. Вряд ли что-то особо противозаконное, на крайняк, безакцизная водка. Дурью, всякой синтетической отравой, химией и дешёвой дрянью с примесями занимались совсем другие чурки. Чистый природный продукт в Москве есть, только не в таких районах. Малолеток жалко… Однако наркотрафик под контролем совсем других чурок, и Дюба не знал, сколько их на его счету. Никогда не знал – всё это происходило с человеком, которого давно больше нет. А если его ещё и можно встретить, то лишь там, по ту сторону, куда без спросу наведывается не розовый слон, а приходят чудовища. Но с этим Дюба ничего поделать не мог. Мог лишь не помнить днём, а ночь – сложная штука.
Разносчик пиццы шёл по тропинке, огибающей дом борова. Фирменная куртка с эмблемой компании, непреложная красная бейсболка и огромная сумка-коробка с весёлой рожицей и утверждением, что внутри, пожалуй, самая вкусная пицца в мире. Сверился со смартфоном. Шёл быстро, но не суетливо, как и положено тому, чей доход напрямую зависит от количества доставок. Человек, к которому по ночам не являлись без спроса розовые слоны и чудовища, просто пробежал бы по нему глазами, даже не заметив, не вычленив его из потока повседневной действительности. Всё обычно, привычная картинка городского пейзажа. Дюба чуть склонил голову. Он не знал, зачем ему это надо. Да и не надо вовсе! Просто некоторые не отмершие до конца навыки порой являлись без стука в дверь. Как розовые слоны или чудовища.
Дюба медленно повернул голову. А почему он пешком? У дома полно парковочного места, и доставщики пиццы носятся, как ошпаренные, на этих похожих на игрушечные авто, типа «Оки», явно на грани аварийных ситуаций: количество доставок… За руль такой консервной банки Дюба не рискнул бы сесть даже в лучшие времена.
– Безлошадный, выходит, – проговорил Дюба. – Ездит на общественном транспорте.
И поморщился. Что-то в этом утверждении было… не совсем правильное. Да, не важно. Он извлёк свою жестяную коробку с окурками, где был заныкан огромный бычок «Явы», и с наслаждением закурил.
В новом доме, что за детской площадкой, еду заказывали часто. И остатки никогда не выбрасывали в мусоропровод, складывали коробки у помоечного контейнера на улице. Это даже не объедки – мечта! Чего Дюба только не попробовал, кухня всего мира, а уж пицца – часто бывали целые куски. Даже не надкусанные. Новый дом, в нём живут новые люди, улыбчивые, чистенькие, и они делились с остальными так, как могли.
В новом доме, а не в хрущобе Борова. Там еду не заказывают. Тем более в его подъезде, где жили (доживали!) старички на жалкую пенсию и бухарики, которым бы и в голову не пришло так транжирить свои кровные.
– Две бутылки водки можно взять, если у Курбана, – сосчитал Дюба. – Или пять флаконов портвешка.
Немного похоже на незавязывающийся шнурок, не совсем, конечно, а чуть-чуть.
Дюба выпустил дым и отвернулся. По всем приметам, весна будет ранняя и тёплая. А времена меняются… да и вообще: интересоваться парнем в красной бейсболке и с ящиком пиццы мог бы только полный бездельник или параноик.
Параноиком Дюба не был, давно принимая мир таким, как он есть, со всеми его вывихами, может, лишь чуть сожалея, что ему не удалось родиться «новым человеком из нового дома», да и то не особо. Но навыки… Дюбино укрытие, лежанка за трансформаторной будкой, чуть наискось, чтобы не закрывать обзор, была организована, как разведточка, хотя скажи ему кто об этом, он бы удивился. Выбор места преследовал лишь одну цель: чтоб никто никому не мешал. Он мог видеть всё (конечно же, ментов прежде всего), сам оставаясь не особо приметным с привычных маршрутов человеческого трафика. Это вышло спонтанно. Дюба ни от кого не прятался, и при желании его мог обнаружить каждый. Если сделать несколько лишних шагов. Вопрос в этих самых шагах – делать-то их никто не хотел, не было надобности. А Дюбе, чтобы значительно увеличить обзор, достаточно было немного отклониться вбок.
– Если это… «лучшая пицца в мире» выйдет, пока я докурю сигарету, то и думать не о чем, – пробубнил Дюба.
Единственный относительно состоятельный человек в подъезде Борова был сам Боров. Но жмот редкостный, и потом они сейчас все у Курбана, на днюхе Колька, куда Дюбу не позвали. Если Боров сдал свою берлогу малолеткам, он обычно занавешивал окно спальни, если же хата была свободной – окно оставалось открытым. Этот сигнал был известен на районе. Сейчас в окне не красовались гардины Борова. И Дюбе показалось, что он уловил там какое-то движение теней. Наверняка утверждать сложно, глаз уже не тот. А «лучшая в мире пицца» всё не выходил.
Дюба докурил и улыбнулся солнышку, которое только что показалось из-за облачка и обдало щёки ласковым весенним теплом.
– Малолеток там нет, Борова тоже, – вслух прикинул Дюба. – И если ты не решил сожрать всю коробку пиццы сам, пора бы тебе выйти.
А… с чего он, собственно, взял, что доставщик направился именно в ту квартиру? Мог. Но мог и не туда. Гости приехали и заказали. Дюба нахмурился: не очень хорошие гости, похоже на издевательство, зачем старичкам пицца, они её и есть-то не станут, им бы колбаски…
Шнурок по-прежнему не хотел завязываться, хотя с гостями могли быть дети, и это всё объясняет.
Наконец «лучшая пицца» появился. Вышел из подъезда и тем же путём по тропинке, огибающей хрущевку, направился обратно. К метро. В его поведении не было ничего подозрительного, и Дюба успокоился. Всё же решил проводить его глазами до входа в станцию. Для этого пришлось не просто отклониться назад, а переместиться от лежанки немного в сторону. И увидеть вербу, почки которой начали вовсю набухать.
Дюба увидел ещё кое-что. Красная бейсболка и весёлая рожица на коробке двинулись по пешеходному переходу на другую сторону шоссе к метро. А потом отделились от общего потока, направляющегося на вход в станцию. И…
– А вот это забавно, – бросил Дюба.
Парень в красной бейсболке той же деловитой походкой зашёл на платную стоянку. Он не оглядывался, ни от кого не прятался, открыл заднюю дверцу припаркованного там автомобиля, бросил на сиденье свою сумку, а сам уселся за руль. Вовсе не консервной банки. Хорошая машина, хоть и не особо эффектная. И на ней