Телефонист
Шрифт:
Всё, маленький и странно весёлый огонёк пожирает совсем крохотный участок нити. И она лопается. Исчезает из кадра, утянутая своим кошмарным грузом.
И камера выключается.
Тишина.
Длится несколько мгновений, которые кажутся неимоверно долгими. У этого фильма псевдооткрытый финал. Он прямо-таки раздариватель тщетных пустых надежд.
– Почему он выключил камеру? – это голос аналитика. Нормальный, толковый парень, но сегодня у Сухова будет другой, свой аналитик.
«Потому что его оргазмы нас не касаются», – думает Сухов. Но вслух говорит:
– Не
Потом, помолчав, всё же добавляет:
– Потому что его оргазмы нас не касаются. Он же сраный супергерой.
– Это Джиспер Криспер?
– Что?
– Ну, костюм… Это из американского ужастика. Я, правда, не поклонник, не знаю.
«Она тоже не поклонник трэшовых ужастиков, – думает Сухов. – Но она бы уже знала. Гугл же, мать его, есть!»
И понимает, что надо сдерживать раздражение. Парень-то действительно ни при чём. Сухову докладывают:
– Всё, айфон найден. Местоположение и айди. Мы знаем, на кого зарегистрирован. Чёрт, это совсем рядом.
«Он даже не пытается его прятать. Хотя мог бы, если бы захотел. Запросто! Он – крутой хакер. Или влогер. Но теперь он приглашает нас. Всё по-старому. Кроме… этого костюма из комикса».
– Хорошо, – чуть устало произносит Сухов. – Выезжаем.
Сейчас всё закрутится. И, наверное, никого не ввёл в заблуждение открытый финал присланного им фильма. Они выезжают туда, куда их пригласили. На место преступления. Все знают, что там найдут. Но Кирилл всё же, – и Сухов не перестаёт этому удивляться, – спрашивает:
– А может, он сохранил ей жизнь? А?! Ведь в маске был. И видео остановлено… Мог ведь сохранить, а?
Сухов позволяет себе очень короткую и незаметную улыбку, всё ещё не переставая удивляться: «Он, наверное, самый добрый из нас?»
– Мог, – кивает. – Но не сохранил.
Глава четвёртая
11. День дурака. Дюба
Дюба лениво открыл глаза. Он спал на солнышке, постелив поверх старой ветоши и коробок чистую газету бесплатных объявлений. Засыпая, Дюба никогда не знал, приснится ли ему кошмар или, наоборот, что-то такое доброе, аж слёзы наворачивались. Этот сон был хороший: к нему пришёл слон с огромными ласковыми глазами. Слон опустил куда-то свой хобот и вылил ему прямо в лицо что-то очень вкусное и свежее. Во сне Дюба засмеялся. Слон был розовым и, казалось, мог в любую секунду улететь, как воздушный шарик.
«Эх, мне б сейчас портвешка «три топора», – мечтает Дюба. Но попросить не решается. Неправильно это – слишком уж чистый и радостный этот слон, как будто ты что-то забыл про то, что есть в мире, а он пришёл напомнить. Да и нет у него «трёх топоров», а вот мороженое есть, много холодного, и оно тоже наверное бы подошло.
«Конечно бы подошло!» – говорит слон своими кроткими глазами. Не голосом, а именно глазами, и Дюба не удивлён – так бывает во сне. Дюба уже очень многому давно не удивлён.
Хотя портвешок бы сейчас весьма не помешал. И там, за пределами сна, этот голод скоро станет очень острым. Но здесь пока всё хорошо, этого голода нет, нет вовсе, здесь розовый слон, который умеет летать. И он подносит на прощание свой хобот к Дюбиному лицу и ласково гладит его.
– Приходи
Что?
А слон дружески кладёт хобот на его плечо и похлопывает: мол, сильно не беспокойся, но вспомнить не мешает. Хлопает ещё раз, и от этого толчка Дюба просыпается. Но не быстро. Удивительное дело, как некоторые вещи могут улучшить настроение. Хоть в горле и пересохло, а губы словно слиплись…
Перед ним стоял Колёк. Лыбился и протягивал початую бутылку вина:
– На. Держи.
Дюба недоверчиво поглядел на угощение.
– За днюху пришёл проставиться, – пояснил Колёк.
Дюба выхватил улыбку и жадно припал к горлу.
– Первый апрель – никому не верь! – заржал Колёк. – Чай…
– Ладно, это тоже сойдёт! – поблагодарил Дюба.
Колёк с завистью поглядел на него:
– Странный ты всё-таки…
Дюба пожал плечами и огляделся. Недалеко находилась детская площадка, но чтобы обнаружить его лежанку, надо было туда зайти, смотреть даже дальше, чем от каруселек, а менты обычно патрулировали, проезжая мимо по дороге. Да и не интересовал он их, давно не интересовал. Если только не спустят сверху распоряжение очистить Москву от бомжей к какому-нибудь грандиозному чемпионату мира.
– В чём странность?
– Не злой.
– А-а…
– Это шутка была, – тут же бодро объявил Колёк. – Вот за днюху.
Он ловко извлёк из-за пазухи бутылку портвейна, оплавил пробку зажигалкой, открыл вино. «777». Дюба вспомнил розового слона, и жадная искра в его глазах растаяла.
– По-бырому разгоним на двоих, а то мне на работу пора, – пояснил Колёк.
Выпили. Розовый слон улетел, а Дюба словно получил своё мороженое. Он улыбнулся.
– Ты уж не серчай, что с днюхой так вышло, – попросил Колёк. – Сам понимаешь… там эти, крутики собрались!..
– Да, – сказал Дюба.
– Даже дядя Курбан… Половину шашлычной для нас закрыл и сам с нами сидел.
Дядя Курбан был прилично моложе самого Колька, а «дядей» его прозвали малолетки на районе.
– А потом ещё его братва подтянулась, – словно оправдываясь, добавил Колёк. – Азеры… Они бы всё равно… сам понимаешь.
– Да, – Дюба кивнул. Курбан был добрый, подкармливал Дюбу иногда, просто перед людьми неудобно. Азеры, или кто они там на самом деле, давно смотрели на него, не скрывая отвращения. Хороший, работящий народ – твёрдо стоять на ногах для них превыше всего. Чурки… Хотя по-мусульмански-то им бухать не положено. Да под крышей Аллах не видит – так они говорят. Дюба на них не в обиде. Он ни на кого не в обиде. Хотя, когда впервые поймал на себе брезгливый взгляд окружающих, был, скорее, удивлён:
«Как, неужели я на самом деле так выгляжу?»
«Это же я… ну, подбухиваю, но не так же…»
«Как, однако, быстро всё случилось».
Колька зацепило. Он начал тарахтеть без умолку, видимо, забыв о своём намерении спешить на работу. Колька вот его запашок не напрягал – а сам Дюба, видимо, давно принюхался, – не то что этого жирного борова Кривошеева, сдающего свою хату этим самым малолеткам на районе. И чуркам дяди Курбана. Дюба, кстати, давно подозревал, что Боров спелся с Курбаном, что там не всё чисто, но в чужие дела не лез. До этой самой днюхи, на которую его не позвали.