Телефонист
Шрифт:
– Что-то на работе?
– Говорю ж, всё нормально.
Дома я не читаю с ридера. Только настоящие бумажные версии. Мне нравится запах. Сейчас это был «Книжный вор». Крутая штука. Рассказ ведётся от лица смерти. Издание в бумажной обложке. А у Форели – шикарные тома в супере. И я обернула одной книгу о девочке, которая воровала книги. Воспользовалась ею как папкой. Не всегда знаю, почему поступаю так или иначе. Порой мне кажется, что у меня язык без костей. А зачем он от меня прячется? Я начала беспечно:
– А у тёти… – и запнулась. –
Он поморщился. Посмотрел на меня удивлённо. Прятки, вариант № 2.
– Просто ей было бы приятно…
– И что?! Я должен ей послать букет цветов?
Лёгкая раздражительность. Вариант № 3. Папа, мой папа, ты у меня, как раскрытая книга. А я, как воровка книг. Не в том смысле, что сейчас читаю, хотя и в том тоже… Ты не поймёшь, никто, наверное, не поймёт. Но не надо так сильно обо мне беспокоиться. А то я чувствую себя виноватой. Что делаю тебя уязвимым. Я уже не ребёнок и понимаю чуть больше, чем эта кучерявая пипетка на фотке в твоём бумажнике.
– Почему бы и нет? Мне нравится Ванга, – стоило труда добавить следующую фразу, но я обязана была это сделать. – И… тебе тоже.
– Чего? – бросил почти беспечно. Нахмурился, и опять этот детский взгляд. Я уже начала понимать, дальнейшее было делом логики. Ванга…
Я не провокатор, пап, нет. Но так нельзя. Я обязана защитить тебя от тебя самого. Чтоб ты и был лучшим и самым смелым. И поэтому я поступаю не очень хорошо. Книжка про воровку в супере Форели лежит у меня на коленях. Мне её, кстати, Ванга посоветовала. Вот уж кто не считает меня маленькой. У девочек свои секреты.
– Мог бы загладить свою вину перед ней, кстати, – говорю так же беспечно. – Дружеский совет, вот. Поздравь хотя бы. А лучше пригласить на ужин.
И выкладываю перед собой на стол «Книжного вора». Просто механический жест.
Молчит. Совсем плохой знак. Но вот, к счастью, плотины прорывает:
– Ужин… – и совсем раздраженно. – Прекрати уже читать эту гадость!
Вопрос логики. Наша домашняя психотерапия в виде комикса. Пап, я ведь твоя дочь. И мозги у меня твои. Хотя все щебечут про глаза. Ой-лю-лю, да у малышки ваши глазки. Личико…
Теперь моё личико невинно.
– Пап, это просто обложка, – говорю я и разворачиваю супер. – Это другая книжка.
На миг растерян. Где-то между вариантом № 1 и № 3.
– Прости… – улыбается теперь по-настоящему. Вот и хорошо. Снова в форме. – Действительно выдался сложный день.
А я теперь всё поняла. По крайней мере, про сегодня. Да, я зараза, плохая девчонка. Иногда так думаю о себе. Но он мой папа, и я его очень люблю.
– Всё нормально, – отвечаю. – Это ты меня прости.
Воровка книг, и вопросы логики. Я всё поняла.
– Ладно, – говорит он, как будто соглашается. – Приглашу эту глупую Вангу на ужин. – И добавляет строго: – Но только если ты пойдёшь вместе с нами.
Отлично. Я искренне улыбаюсь. Теперь всем стало легче.
– Согласна! – отвечаю без промедления. – Здорово будет.
И вижу то, что происходит в первый раз в жизни. По крайней мере, в моей. Мой папа легко, почти неуловимо, но… покраснел. И они мне будут говорить «лю-лю-лю»…
Встаю, иду на кухню. Я кое-что приготовила. Не так интересно, как будет на торжественном ужине с Вангой, но сойдёт. Готовлю я неплохо.
Ставлю сковородку на плиту. Совсем скоро котлеты начнут шкварчать. Внутрь я положила перетёртого чернослива с небольшим количеством орехов. Если аккуратно оперировать специями – очень вкусно.
Не стоило большого труда всё связать. Ванга оказалась права. Насчёт Телефониста. Каким-то непостижимым образом не всё тогда закончилось. Да, пап?! А я ведь ещё тогда, чего уж греха таить, начала подозревать, что всё не так гладко. Но эмоционально встала на строну папы, не стала дальше… Они этого никогда не узнают. Маленьким девочкам не положено вмешиваться в разговоры старших. Детский лепет. Они его и не слушают, так, лишь иногда…
Ванга оказалась права, и это очень плохо. Оттуда тянется нить. У меня есть кое-какие догадки, и они еще хуже. Они невероятны. Тьма, откуда тянется нить, на самом деле, не может существовать в этом мире, где за окнами тает весенний снег. Хотя в этом мире возможно всё. Думаю о суперобложке Форели, в которую обернута «Воровка книг». Внутри, как с моим черносливом, всегда что-то совсем другое. Думаю об авторе – он такой симпатяга. Интересно, я буду стесняться?
Может, внутри не всегда что-то совсем другое?
– Но ведь Тропарёвского маньяка папе удалось поймать, – говорю я чуть слышно, и всё равно как-то странно. И не своими словами, как будто для кого-то, кто незримо присутствует здесь. Я знаю, почему так говорю. Догадки… Я смотрю, как прихватились и стали весело шкварчать котлеты. Мне страшно.
5. Форель пишет и Форель рисует
Оставалось набрать совсем немного. Перед ним лежало пять рукописных страниц – ежедневная норма. Он знал, что может выдать намного больше, и знал, насколько вредно форсировать работу. Точку надо ставить в самом интересном месте, когда видишь, куда всё идёт, и когда хочется писать дальше. Писать… Следующая глава уже жила, дышала, выпирала, лезла из него, но… чёртов голод нельзя утолять и набивать брюхо. А то завтра будет запор. Затык.
– Писательский запор? – произнёс он удивлённо, внося текст в компьютер, попутно редактируя и весело насвистывая. Плевать на все приметы, когда книга получается и когда она хороша: «…действия равна силе противодействия. Давление тьмы. Об этом знают глубоководные рыбы Марианской впадины, взрывающиеся на поверхности. Об этом знает тающий снег за окнами, и об этом знает тот, кто живёт во мне. И чем больше я его скрываю, тем сильнее он рвётся наружу. Потому что сила действия равна силе противодействия».