Телефонист
Шрифт:
– Вот ведь в чём дело, – словно догадывается он. И ставит на картинке другую подпись. И работа перестаёт быть сырой: «Мне одиноко с тобой в тёмной комнате, где живой осталась лишь твоя ревность».
Он смеётся, он доволен.
– Какая тут на хер ревность? – ухмыляется он. – Ревность-то тут при чём? Или это вон тот кошак за окном? Хотя… ох, нормально.
Да-да. Слова найдены правильно. И ревность тоже. Может, речь о зрителе? Или о ревнивом демиурге, который не может безо всех этих гадостей?
Всё запутано. И всё работает. Смыслы открыты, какие-то дружественные, какие-то некомфортны. Приходите и перелистывайте книги…
Работа перестала быть сырой. Он нашёл нужные ингредиенты.
Все четыре книги о Телефонисте были оформлены фрагментами из его рисунков. Полностью поместить этот «кошмар» на обложку продукции масскульта издатель не решился. Правда, нашёлся критик, который утверждал, что это и не масскульт вовсе, но ему было наплевать. Его интересовали цифры продаж. А по ним выходило, что это самый что ни на есть выдающийся масскульт. Про художника он быстренько состряпал миф: какой-то загадочный тип, которого мало кто видел вживую и который работает под псевдонимом «Курара». Так что на его книгах стояло два копирайта: Форель и Курара. Рыба и яд. Он нашёл это забавным. Развлекался по полной. Впрочем, Ольга его раскусила довольно быстро.
– Бойкий малыш, – она хмыкнула. – Два псевдонима одного и того же автора… Да ты шизофреник, мой бумагомарака.
Идее выставки он сопротивлялся, но она умела убеждать.
«Настало время поиграть» была выставкой небольшой, заняв лишь часть в общей экспозиции Ольгиной галереи. Несколько самых выразительных работ. И всё же не осталась незамеченной. Им удалось заинтриговать кого следует. Настоящий, подлинный дебют Ольга планировала на весну этого года.
– Весной твой Телефонист вернётся, и я чувствую – это будет бомба! – пообещала она.
Тогда он ничего не сообщил ей о своих планах. Что Телефонист действительно вернётся, и будет ещё и пятая книга. Хотел рассказать ей всё на последнем свидании, но они поссорились. Впервые так сильно. Лёгкий весёлый роман «взрослых» людей заканчивался. Оба «деловых и сексуальных партнёра» не собирались влюбляться. А когда опомнились, было уже поздно.
Сейчас он встал из-за рабочего стола и с улыбкой посмотрел на рукопись. Понял, кому, на самом деле, предназначалась эта улыбка: как он только заканчивал работать, снова начинал думать об Ольге. Плохо дело. Он взял свой айфон и решил отправить ей сообщение. Набрал: «Завтра 1 апреля»… Вот ведь как, даже их первое свидание состоялось в День дурака. Годовщина. Стёр сообщение – решит, что он лебезит перед ней. Ну, а что написать-то, пожаловаться, что уехала Мадам? Постоял с телефоном в руке, набрал: «Я скучаю». Стёр. Начал набирать: «Прости меня, я был…» и тоже стёр. Ладно, завтра первая лекция в МГУ, это её контакт, и она должна быть. И день подходящий для примирения: извинения, страсти, шуточки…
Снова посмотрел на рукопись, понял, что забыл придумать название для оконченной главы. Сопутствующая картинка вышла той ещё. Ольге нравилось. Издателю ещё больше. Делал он её долго, и, возможно, она косвенно, в числе прочих, особенно где Ленин летел в костюме и позе супергероя, повлияла на решение о пятой книге. Ещё бы издателю не прийти в восторг. Иногда он думал, что Телефонист мог бы быть похожим на Ленина, а иногда представлялся импозантным миллиардером, чуть ли не красавчиком, молодым управляющим какого-нибудь «Газпрома». Если в «Газпроме» есть такие. Да, мерзкая тварь умел притворяться. И конечно, вовсе не был похож на этого бесцветного Тропарёвского скромнягу, изловленного Суховым.
На картинке к этой главе самого Телефониста не было. Ну, может быть, только что-то внутри его сознания. Тёмное готическое пространство. В стенах глаза, множество глаз, сонные, ещё слепые, другие уже горят безумным огнём. Пробуждение демонов. Вот-вот вспыхнут светящиеся точки.
В центре, опять распластана, обнажённая девушка. Смотрит в ужасе на какие-то огоньки, которые нам не видны, лишь багряные отсветы у неё в глазах. Над девушкой, почти сливаясь с тьмой, силуэт поднятой гильотины. Лезвие горит этим тайным, не видимым, а скорее угадываемым пламенем, и готово обрушиться. Но его сдерживает система тросов. Этот миг перехода, чудовищная инсталляция неведомой болезни; в реальном мире таких конструкций не может существовать. Ему невыносимо, тому, в чьей голове застряла эта болезнь, ему необходимо избавиться, разрешиться родами. Сдерживающие тросы натянуты и вот-вот лопнут, как сосуды в его черепной коробке. Ему необходимо вобрать в себя тайну этого огня и грядущего ужаса и выйти отсюда здоровым, с пылающим взглядом и ослепительной улыбкой, потому что он – супергерой. И для чего-то на переднем плане брошены две свечи: не им ли предназначено пережечь тросы…
Дурацкая картинка, мрак какой-то. Он отодвигает рисунок в сторону, даже думает порвать его и думает, что стоит всё же позвонить Ольге. Потом весело и назидательно журит автора:
– Форель! Ты опять придумал какой-то трэш…
Его не смущает некоторая шизофреническая двусмысленность ситуации. Однако название новой главы найдено. Он склоняется к клавиатуре и бодро крупными буквами набирает оглавление: «Две свечи».
И радостно выдыхает: книга движется, и она хороша.
6. Лекция и пятая книга
Удивительно, как он умеет рассказывать – не зря, что писатель. Прямо заслушаешься, хоть я уже и была на его такой лекции. Пришлось пройти электронную регистрацию и прихватить паспорт: в универ без этого не пропустят. Когда-то я мечтала поступить сюда, а сейчас и не знаю. Сама не знаю, чего хочу. У них день открытых дверей, и лекция открытая. Обычно на такие мероприятия собирается в основном абитура, но сейчас здесь полно студентов и кое-кого постарше. Интересно, он специально решил прочитать лекцию об изменённых состояниях сознания в День дурака? С чувством юмора у него норм. А ещё поздравил всех с Песахом, Вербным воскресеньем и днём геолога. Не, ну жжёт, конечно. Эти все тёлочки, особенно в первых рядах, явно в него влюблены. Не пропускают ни одной лекции. Им, наверное, всё равно, о чём он говорит. Нее, ну дуры дурами. На нём светлые джинсы и длинная спортивная толстовка крутой фирмы с расстёгнутой молнией. Тёмно-синяя майка с дикой рожей не скрывает растаманские бусы. И накачанный пресс. Бриллиант в ухе горит сегодня особенно ярко – хорошее настроение, видимо. Всё-то ему к лицу! У меня настроение не такое хорошее, сижу в аудитории с краешку на задних рядах. Когда придёт время вопросов, меня слышно не будет, но мне и не надо. Я передам записку, мне необходима личная встреча. Мы как-то виделись, я была с папой, но он вряд ли меня запомнил. Ваще круто, как можно рассуждать о бета-, альфа- и тетаволнах, а в зале гробовая тишина? Как будто он пересказывает приключенческий роман, а потом, как взмах дирижёрской палочки, и все смеются. Он беззлобно шутит над методом Сильвы – это отстой, конечно, а потом начинает говорить о великих учёных, наркоманах, шаманах, экстремалах и прочих типах, которые умели «останавливать мир». И можно услышать, как в зале упадёт пушинка. Опыты с ЛСД, галлюциногенными грибами и так далее переплетаются с теориями Юнга, Маккены и Рейнхольда. Как всегда, немножко его любимого Тимоти Лири… Паломничество в Страну Востока, проживание нескольких жизней, путешествия по другим измерениям или по чужим снам… Порой мне кажется, что он просто выдумывает истории, а все эти великие имена вставляет только для правдоподобия, потому что в этих историях, сказках для взрослых, они и не нужны. Просто водит всех за нос. Он ведь и в книгах своих так делает.
Но сегодня кое-что изменилось. Он впервые заговорил о супергероях. И о страхе. О множественных личностях в одном человеке (речь, конечно, о шизофрениках! И его напускная серьёзность меня-то не обманет) и о той, что решит доминировать над остальными, возможно, понадобится питаться чужими страхами, чтобы… выйти за сдерживающие пределы и стать супергероем. Если я правильно поняла. Вот так вот. Походя он разобрался с целой комикс-культурой. Со всеми этими Человечками-пауками, Мстителями и прочими. Маньяки, короче. Хитрый врунишка. Просто рассказывает о своих книгах. А эти дуры с первых рядов уши развесили. Напуганы, как зачарованные коровы. Конечно, сплёл только что целый рассказ ужасов. Но уже смеётся, и дуры-невротички облегчённо вздыхают. Посмотреть, как они благодарны ему, – уписаешься от смеха. Лекция окончена. Теперь вопросы. Передача записок и вопросы с места. Оживлённенько, опять все ржут. Он – шоумен, конечно… Но как при этом можно оставаться таким симпатягой? Шоумены – трэш и отстой! Обычные люди гораздо интересней. Обычный человек в нём надёжно скрыт, как чернослив в сердцевине моих котлет, хотя с виду миляга и душа на распашку. Сразу предупредил, что на вопросы о книгах отвечать не будет. Но только я свой вопрос заготовила давно, записку ещё дома соорудила. И она о книгах. Точнее, об одной. Возможно, новой пятой книге. Мне немножко страшно. Слежу, как моя записка движется по рядам, ложится на кафедру, о которую он облокотился. Рассказывает о своей дружбе с одним тибетским ламой (был вопрос, правда ли это) и о путешествии к масайским колдунам. Говорит с жаром, жестикулирует, прыгает, как обезьяна. Рок-звезда… Конечно, такие аплодисменты только на концерте и услышишь. Интересно, если я его спрошу о тибетских масаях, что он будет делать? Да, ржак будет, чё там. Но мне необходимо получить ответ совсем на другой вопрос.
Следующая записка моя. Разворачивает. Игриво произносит: «Не читайте это вслух». Все смеются. Но он больше нет. На миг его лицо застывает. Говорит: «Так, ладно, это…» Сжимает записку в кулаке. Дуры с первых рядов уже ревнуют – кто-то их опередил и назначил личное свидание. А я слежу с замиранием сердца. Что произойдёт дальше. Если он выкинет мою записку, то как быть? Бежать за ним после лекции?! Да он пошлёт меня. Но… он убирает записку в карман толстовки, в этот миг чуть рассеян, и я понимаю, что выиграла. Дальше в моей записке так: «…мне необходимо поговорить. Тропарёвский маньяк – не Телефонист. Я знаю, что его задержали благодаря вам. Всё это может показаться чудовищным бредом, но я почти уверена, что вы начали пятую книгу. Потому что настоящий Телефонист снова появился. Вчера». Когда надо, я умею нормально писать. Мне показалось, или его лицо не только застыло, но и немного побледнело? И ещё что-то я увидела в выражении его глаз. Отчего на тот же короткий миг мне стало немножко не по себе. Не знаю, как объяснить. С ним это произошло непроизвольно, как будто часть его отсутствовала. И вот эту часть внезапно застукали за чем-то… непристойным. Он уже снова весел, непринуждённо отвечает на следующие вопросы. И мне надо отогнать от себя это неприятное чувство. Не знаю, что сейчас увидела. Словно… эта часть знает о тьме и тащит её в его книги? Да нет, там что-то другое. Мне надо помочь папе. Мне надо помочь им обоим. Мысли путаются. Я б ушла, если б могла. Но нельзя. Поздно. Выбор сделан.