Тело угрозы
Шрифт:
Джина вздохнула.
– Ну что, – сказала она, – стемнело уже. Пошли смотреть?
Минич с готовностью поднялся. Видимо, и его все более жгло нетерпение.
– Вторая позиция? – на всякий случай спросил он. – Что по сравнению со вчерашней? Подтверждается?
– Оно свернуло к нам, – ответила Джина сверху, со стремянки, оторвавшись от окуляра… И после паузы медленно, как бы сомневаясь в собственных словах, проговорила: – Тут еще что-то… Новые тела какие-то… даже два. Поярче и потусклее. Примерно седьмой величины – и восьмой.
– Дай я посмотрю.
Джина слезла, уступила ему место. Он всмотрелся.
– Точно – ничего такого не было. Как это понять? Откуда взялись эти камни? Или… – Он не договорил, поняв, видимо, нелепость предположения, которое хотел было сделать.
Она только пожала плечами. И сказала:
– Скорее всего новые спутники какие-нибудь… а может, и не новые – просто проходили этот сектор. – Она слабо усмехнулась: – Во всяком случае, не эти два тела, неизвестно откуда взявшиеся, оказали то воздействие, которое требовалось телу, чтобы перейти на эту вот орбиту. Хотя ты заметил – они как по заказу находятся на одной прямой с телом. Словно нацелены на него. Только там его нет уже сейчас… – Она вздохнула. – Знаешь, не хочется больше смотреть сегодня. Мне кажется, и так все понятно: Небира пришла – и притащила это тело с собой. И ее никто до сих пор не видел – потому, может быть, что оно находится недалеко от экватора, а туда специалисты смотреть не очень любят: условия для наблюдения хуже. Тем не менее она здесь.
– Грустно почему-то. И тоскливо. Хотя должен бы сейчас торжествовать: все-таки мы оказались правы и не зря старались предупредить людей. А как хорошо было бы ошибиться… Но может быть, теперь и другие наблюдатели поймут: опасность стала реальной!
– На это не рассчитывай, – проговорила Джина хмуро.
– Думаешь – они глупее нас с тобой? Или меньше знают? Вряд ли.
– Если ты имеешь в виду астрономов – то напрасно. Они не учтут эти дополнительные влияния просто потому, что знают: их быть не должно. А без них все выглядит не так уж страшно. Нет, они сообразят, конечно, однако как бы не оказалось поздно: сейчас каждый день будет менять ситуацию, а самое позднее через неделю всякому достаточно будет поднять голову, чтобы увидеть тело простым глазом.
– Выходит, без нас никто так и не ударит в большой колокол?
– Пойдем, – позвала она вместо ответа. – Как-то неуютно тут стало.
И в самом деле – ощущение было таким, словно какой-то злой ветер подул здесь, на вышке, резкий, холодный…
– Пойдем, – согласился он, зачехляя окуляр и возвращая купол в исходное положение. Закрыл створки. – Придется теперь вырабатывать диспозицию кампании: теперь ясно, что без драки не обойтись. Пришла пора вербовать сторонников. Авось хоть в этом повезет.
Повезло с Хасмонеем: на этот раз удалось поймать его дома и переговорить, стараясь обходиться без опасных слов. Минич знал, что для главного письмоводителя разгадывание намеков трудности не составит. Коллега, покряхтев, сказал:
– Саллюстий (это имя из античной
– Больше, Хас, куда больше!
– …если даже один процент, то уже становится страшно. И я бы тебе с охотой помог бы, если бы знал – как. Что тут, в самом деле, можно сделать? Я вот переправил твою маляву на «Шахматный» – ну и что? Панкратов молчит, как партизаны после ужина – надо думать, штаны у него отяжелели, так что мир храпу его. А уж если и они в рот пива набрали – или чего покрепче…
Минича эта манера разговаривать раньше быстро выводила из себя: он уважал язык легкий и ясный. Но сейчас не стал обращать на это внимания.
– Вот послушай. Мы будем по-прежнему наблюдать за этой штукой. Какое-то время у нас еще есть. Но на случай, если события станут оборачиваться все менее приятным боком, нужно иметь надежный способ вброса информации непосредственно urbi et orbi (не то чтобы Минич любил ввертывать в свою речь иностранные словечки, сейчас он просто остерегся произнести слово «народ» – кто знает, может, и оно попало в разряд ключевых? А формула «городу и миру», как он считал, вполне заменяла опасное). Из рук в руки – потому что иначе просто не получится.
Разговаривая из автомата на почте, Минич все время косился по сторонам: не прислушивается ли кто-нибудь к его разговору слишком уж внимательно. Но, похоже, подслушивать было некому: единственный тут работник связи – женщина в возрасте – вообще ушла куда-то во внутренние помещения, где, похоже, она и жила; видимо, тут не принято было бояться, что кто-нибудь совершит налет с целью хищения конвертов или открыток – писанием писем тут вряд ли увлекались. Поэтому он продолжал:
– Я тут прикинул: какое средство у нас самое массовое – больше даже, чем газеты и ящик? Бесплатные рекламные еженедельники, вот какое. Согласен?
– Ешки-марашки! Пожалуй, ты не лев (Что должно было обозначать: ты прав). Еще рекламные листовки. Но все это – средства разового употребления: хоть одна, да попадется на глаза недреманным очам.
– Раз в неделю они оказываются в каждой квартире.
– Во всяком случае, в нашем городе.
– Из него любая байка разлетается быстро по всей Руси великой. Рекламное объявление в самом лихом из этих изданий.
– Рекламировать-то что? Терра капут?
Хасмоней тоже уяснил, надо полагать, какие слова в таком разговоре являются запретными.
– Конечно, тут нужна какая-то алгебра. Какие-то эллипсы, какой-то Эзоп. Наверное, самым лучшим стало бы – выдать всю цифирь с минимумом слов. Но такое оплатить – денег у нас с тобой не хватит.
– Идея, – сказал Хасмоней. – Авоська. Нет. Партийный гимн.
– Переведи.
– Не нуждается в перечислении. Напрягись. Что есть авоська?
Минич напрягся. Авоська – сетка. Net. Интернационал… Интернет.
– В авоське все видно.
– Если нести недалеко – сойдет.
– У тебя она есть?