Темное разделение
Шрифт:
— Да, я готова, — и с чувством, что погружаюсь в знакомый кошмар, я подошла к двери и стукнула молотком по старому, гулко отозвавшемуся дубу.
Нам открыла девушка какого-то испуганного вида, она нервно оглядела нас, сжимая края передника и неуклюже приседая, а затем удалилась, пятясь, чтобы позвать кого-то. Через несколько минут мы сидели в маленькой комнате напротив мужчины с маленькими глазками и отвисшим подбородком и женщины рядом с ним. Я вспомнила эту женщину, я видела ее в Женском цехе тогда — тот же крысий оскал и холодные
— Итак, — сказал Флой вежливо, — мы ищем двух девочек, которых привезли сюда четырнадцать лет назад.
— Это невозможно.
Слова вылетали как гравий, и я увидела, как губы Флоя сжались. Но он только сказал:
— Их родная семья очень хотела бы их найти.
— Что-то долго собирались. Четырнадцать лет.
— Семье сказали, что они мертвы, — сказал Флой, и в его голосе послышалась злость.
Я взглянула на него и подумала: не теряй терпения. Флой, пожалуйста, сейчас редкий случай, когда это не то, что нужно…
Или он угадал мою мысль, или же сам пришел к такому заключению, но когда он снова заговорил, показалось, что он укротил свою злобу:
— Мы знаем, и адвокаты знают, что, когда детей забирали, были допущены некоторые нарушения закона. Наши поиски привели нас сюда. — Пауза длиной в четыре сердечных удара.
Я наблюдала за мужчиной и увидела, что упоминание «адвокатов» заставило его скорчить кислую мину. И если кто-то из них потерял бы терпение, то не Флой.
— Мистер Данси вовлечен в похищение детей, — сказал Флой. — Мы знаем это.
Те двое переглянулись, и мужчина сказал:
— Мы знаем мистера Данси. Мы не говорим, что не знаем его.
— Но это касается бизнеса, — сказала женщина.
— А! — Флой наклонился вперед. — Так вы знаете Данси! А девочек? Вы знаете, что случилось с девочками? Скажите, а то это станет достоянием полиции. Лучше вам сотрудничать со мной.
Они опять переглянулись. Было ясно, что эти двое не знали, кто с ними разговаривает, и никто из них не осмеливался спросить, кто он такой.
Затем мужчина сказал:
— Нам дали законные права тогда, четырнадцать лет назад. Все по закону. А что до похищения, то этого не было.
— Опекунство было передано попечительскому совету, — сказала женщина уверенно. — Подписано отцом в этой комнате и заверено судьей.
Подписано отцом. Отцом.Я уже знала об этом, но эти слова, официально доказывавшие жестокий обман Эдварда, отозвались во мне глубокой печалью. Не утешало и то, что Эдвард не был в реальности отцом детей.
Флой сказал:
— Где девочки сейчас?
— С Данси, — угрюмо ответил мужчина. — Некоторых он забирает себе.
— В мюзик-холл? Или в публичный дом?
— Мы не задаем вопросов. Мы отвечаем перед советом и ни перед кем больше.
— Это, должно быть, довольно странный совет, если он отдает детей в руки человека, который их направляет в шоу уродов или в публичный дом, — сказал Флой. Он все еще сдерживал себя, но уже с трудом.
— Данси — это и есть совет, — сказал мужчина. — Мортмэйн принадлежит ему. На его деньги он содержится, и дети принадлежат ему. Он оформляет над ними опекунство. В большинстве своем они сироты или внебрачные дети. Никому не нужные. Все легально. Поэтому все, что он делает с ними, когда они становятся старше, в его праве.
— Но я здесь видела женщин. Они взрослые.
— О, мы берем и пауперов [30] , — сказала женщина бесцеремонно. — Этого требует закон о бедности. Мортмэйн подчиняется закону о бедности.
— Вероятно, в обмен на некоторые льготы от церковных властей? Я думаю, вы это имели в виду. — Флой задумался и затем спросил: — Где Мэтт Данси сейчас? Он живет здесь?
— У него здесь есть комната, — сказала женщина неохотно. — Но он бывает здесь не часто. Обычно он в Лондоне.
30
Паупер — человек, лишенный средств к существованию.
— Сейчас он не в Лондоне. Он уехал сюда уже неделю назад.
Мужчина посмотрел на женщину и пожал плечами.
— Он забрал своих артистов и ездит с ними по городам вот уже две недели, — сказал он.
— В Лондоне стало слишком жарко?
— Мы не знаем. Он приехал сюда две или три ночи назад и говорил о поездке по окрестным городам. Все по делам. По его делам. Многие таверны хорошо платят за шоу.
Многие таверны хорошо платят.
Эта часть Англии — настоящий лабиринт, паучья сеть маленьких деревень и сел, и, несмотря на то что, как указал Флой, я провела здесь детство, я знаю, что очень трудно будет найти Данси в любом из этих мест.
— Трудно, но не невозможно, — сказал Флой. И затем, нахмурившись, прибавил: — Шарлотта, может, ты останешься в гостинице, пока я буду искать?
Но мы наняли лошадь и повозку в постоянное пользование — это единственный вид транспорта в этой области — и начали упрямо искать его от деревни к деревне. Я думаю, мальчик, управляющий повозкой, счел нас безумными или одержимыми, но Флой платит ему хорошо, и он не задает вопросов. Мы возвращаемся в гостиницу каждый вечер, обедаем в маленькой кофейне и падаем от изнеможения.
Флой не знает усталости. Иногда я начинала плакать от усталости или от отчаяния, а он был бесконечно терпелив. Мы вовлечены в странную охоту, и ближе к концу она обретала черты кошмара — такого кошмарного сна, когда ты безрассудно скачешь по бескрайним незнакомым полям, но не можешь поймать невидимую добычу.
Но наша добыча не была вовсе невидимой: в деревнях, куда Данси привозил своих артистов, он оставил грязный след. Да, они видели шоу, говорили нам люди на милом, мелодичном местном наречии. Грустно, что в шоу выступали эти бедные создания — это нельзя назвать настоящим представлением, но у нас почти нечем развлечься, а это ведь хоть какая-то перемена? Дети и другие. И в конце были прекрасные певицы. Хорошо, когда слышишь хорошее пение.