Темное торжество
Шрифт:
Тюремщик кивает мне, словно говоря: «Всегда пожалуйста», хотя я не поблагодарила его, и машет рукой, призывая скорее идти. Как будто это уже он, а не я руковожу побегом.
Подавив невольное раздражение, я спешу вместе с ним к нашему рыцарю, оставленному возле стены. Его глаза закрыты, в лице ни кровинки. Мне никак не узнать, дочиста ли выгорело спасительное бешенство битвы или еще тлеет в его жилах. Мортейн всеблагой, пускай будет второе! Нам же еще через мост надо перевести рыцаря!
«Горгулья» пристраивается под левой рукой великана, я кладу себе на плечи
— Ты бы хоть мыл его, что ли…
Он отвечает укоризненным взглядом и показывает пустые ладони.
Я со вздохом перехватываю ручищу у себя на плече, и мы возобновляем мучительно медленное путешествие через двор. На мосту рыцарь выпускает мое плечо и хватается вместо него за перила. Я не спорю — бегу вперед убедиться, что обещанная телега на месте. Мне еще надо дать указания возчику и вручить ему мзду.
Сперва я не вижу телегу, и сердце проваливается в желудок: понятно же, что пешком мы уведем рыцаря недалеко. Однако потом я замечаю повозку, укрытую от лишних глаз в густой тени под городскими стенами. Два облезлых мула дремлют в упряжи. Возчика, однако, не видать. Должно быть, он решил, что ему хватит и полученного задатка; если идти до конца, можно лишиться жизни прежде, чем успеешь деньги потратить!
Я оглядываюсь на своих подопечных и вижу, что они застряли на середине моста. Неужели не понимают, что все по-прежнему висит на волоске? Они что там, ночным пейзажем любуются? Я смотрю на дворец — свет в окнах мадам Динан успел погаснуть, а это значит, что нам нужно спешить пуще прежнего. Если не застигну д'Альбрэ размягченным и утратившим обычную бдительность, мне нечего рассчитывать на успех!
Я бросаюсь к своим спутникам:
— Скорее, пока нас не увидели! Сейчас подоспеет новая стража!
Тюремщик грустно смотрит на меня и мотает головой. Он полагает, что узник не способен сделать больше ни шагу. Я зло смотрю на него. Немота избавляет его от необходимости уговаривать рыцаря идти дальше. Что касается меня… Я и до сих-то пор была о себе невысокого мнения и уже думала, что пасть ниже нельзя, но, оказывается, ошибалась. Кто бы только слышал те гадости и оскорбления, которыми я осыпала несчастного мученика!
— Да проснись же, олух! Как ты смеешь спать на ходу, когда твоя герцогиня в опасности? — Его ресницы чуть вздрагивают, но и только. Скрепя сердце пускаю в ход отравленное оружие: — Враги уже тянут к ней руки! Люди д'Альбрэ вот-вот схватят ее! Ты, чучело огородное, слышал, что люди говорят о графе д'Альбрэ? Как он со своими женщинами поступает?
Маленький тюремщик вдруг указывает пальцем на мое лицо. В глазах у него сострадание, причину которого я понимаю не сразу. Поднимаю руку к щеке: она мокрая, по ней текут слезы. Я зло смахиваю недостойную сырость.
— Шевелись, тюфяк полосатый, а не то пеняй на себя! Он станет лапать ее волосатыми ручищами, он насильственно ворвется в ее тело…
Издав рык, на который один из мулов весьма кстати отзывается испуганным ревом, рыцарь отклеивается от стены и, тяжело качаясь, делает шаг вперед. «Горгулья» силится направить его в
ГЛАВА 15
Я медленно возвращаюсь к действительности и постепенно понимаю, что мне снится сон. Мне спокойно, тепло и уютно, точно младенцу в колыбельке. Ну, или как младенцу в лодке, мягко качающейся на морских волнах…
Хотя нет, не особенно мягких. Море попалось какое-то ухабистое. «Лодка» на что-то наталкивается, да так, что меня встряхивает. Пытаюсь открыть глаза, но веки точно нитками сшиты. Когда я с горем пополам их приоткрываю, то вижу над собой лишь небо, усеянное постепенно бледнеющими звездами.
Куда, во имя всех девяти святых, меня занесло?
Я пытаюсь что-то сообразить, перебирая воспоминания, как ростовщик — стопки монет. Рыцарь! Я пыталась довести до телеги и… и… что произошло? Жуткие предчувствия охватывают меня. Я силюсь приподняться, но от малейшего движения в животе начинают копошиться скользкие угри. Едва успеваю перегнуться через боковину телеги, как меня самым постыдным образом выворачивает наизнанку.
Когда желудок наконец успокаивается, биение крови в висках тоже утихает, и я наконец-то могу осмотреться кругом. В ноздри так и бьет запах нечистот, от которого к горлу снова подкатывает тошнота. Потом я замечаю желтый флажок, бодро трепещущий на предутреннем ветерке.
Я панически озираюсь. Телега катится по дороге, трясясь и подпрыгивая на колдобинах. Рыцарь лежит подле меня, совершенно неподвижный. Не видно ни домов, ни лавок, ни городских стен. Кругом тянутся невысокие холмы да изредка попадаются крестьянские дворы.
Меня увозят на телеге золотаря!.. Рыцарь… он ударил меня, а кулачищи у него — не приведи бог. Я свалилась замертво, и тюремщику почему-то взбрело в голову увезти меня вместе с узником.
Нет! Не-е-ет!!!
Я заново оглядываюсь кругом, силясь понять, где мы находимся. Сколько я провалялась без сознания? Мгновение? Несколько часов? И что важнее, далеко ли мы от Нанта? Как бы не оказалось, что возвращаться во дворец уже поздно.
Я изо всех сил вглядываюсь в редеющею темноту, но городских стен по-прежнему не видать. Вот, стало быть, и все мои планы, для осуществления которых я так долго собиралась с духом. Треклятый великан, лежащий рядом со мной, так крутанул колесо удачи, что оно напрочь выскользнуло у меня из рук!
С отчаяния у меня вырывается безобразное ругательство. Рыцарь даже не вздрагивает, зато тюремщик, сидящий на козлах, оглядывается и приподнимает шляпу. Этот жизнерадостный жест окончательно выводит меня из себя. Одолев очередную волну дурноты, я поднимаюсь на ноги — и на очередной рытвине едва не вываливаюсь из телеги. Успев схватиться за край скамейки, я на карачках переползаю вперед, усаживаюсь рядом с «горгульей» и жду, пока не полегчает.