Темное торжество
Шрифт:
— Ты что наделал? — наконец обращаюсь я к старику. — Я не должна была с вами бежать! Ты все погубил!
Бессовестный карлик пожимает плечами и тычет большим пальцем в сторону рыцаря. Дескать, спрашивай у него.
Я лишь мельком взглядываю на распростертого великана. Да как он посмел, этот… этот… Что за идиотская мысль, зародившаяся в опустошенной пытками голове, сподвигла его затащить меня в телегу? Больше всего охота прыгнуть назад и хорошенько пройтись по нему кулаками.
Я действительно сжимаю кулаки… так, чтобы ногти впились в ладони, в надежде, что боль придаст ясности мыслям. Сколько долгих месяцев я лелеяла намерение сполна
4
Огр— во французском фольклоре великан-людоед.
Как же меня подмывает во всеуслышание проклясть Небеса! Но даже и этого я позволить себе не могу.
Но потом моя ярость вдруг исчезает, как вода из выкипевшего котелка. Я чувствую себя опустошенной. Единственный шанс, который я подкарауливала годами, непоправимо утрачен. Никогда больше я не подберусь к д'Альбрэ достаточно близко, чтобы нанести желанный удар.
Никогда больше! Эти два слова перекатываются и гулко стучат, словно два камешка в ведерке.
Немного позже приходит мысль, что теперь уже не смогу вернуться в лоно семьи. Ни по своей воле, ни по чужой. Меня туда больше не отошлют. Даже жестокосердная аббатиса должна понимать, что самомалейшего доверия д'Альбрэ мне уже не снискать.
И это значит… это значит, что я спаслась.
Пытаюсь осознать случившееся. За все семнадцать лет своей жизни слышала ли я хоть о ком-то, кто сумел уйти от д'Альбрэ? Таких не бывало ни среди его жен, ни среди детей, ни среди врагов. Лишь герцогине это удалось, причем дважды. Первый раз — в Геранде, второй — две недели назад.
Допустим, боги могут поспешествовать герцогине, но я-то! Трудно поверить в подобное благоволение с их стороны. Прежде они как-то не слишком торопились мне на подмогу.
Спаслась! Я смакую это слово, точно спелый фрукт позднего лета. И тщетно приказываю себе не увлекаться, ибо надежда посылается свыше, чтобы посмеяться над нами, — и все.
Даю себе небольшую передышку, чтобы окончательно собраться с мыслями, потом поворачиваюсь к сидящему рядом тюремщику. Так, словно это вовсе не я клокотала и по-черному бранилась на протяжении последней мили. И спокойно спрашиваю:
— Как наш подопечный?
На сморщенной физиономии отражается облегчение, и возница с энтузиазмом кивает. Я оглядываюсь, будучи не слишком уверена, что состояние рыцаря достойно такой радужной оценки, но от возражений воздерживаюсь. Все равно мне ничего не остается, как доставить рыцаря в Ренн. Предпочтительно живого.
Подумав об этом, я сразу вспоминаю, что д'Альбрэ, по всей вероятности, уже собирает отряд для погони. Правда, если нам повезет, его воины еще несколько часов будут ползать точно сонные мухи. А сам он за нами пустится вряд ли.
Издалека доносится кукареканье петуха. Уже скоро проснувшиеся земледельцы отправятся на поля. Тогда нас непременно увидят, и допустить этого нельзя.
— Нужно где-то укрыться, — говорю я тюремщику.
Он кивает с таким видом, словно подумал об этом гораздо раньше меня.
— Погоня будет обязательно, — предупреждаю я его. — Нужно спрятаться подальше
Путь, который мы с нашими мулами проделали за целую ночь, люди моего отца на сильных резвых конях одолеют за считаные часы.
Тюремщик снова кивает и указывает мне на отдаленную рощу. Потом поворачивает телегу в том направлении.
Я рассматриваю его странное, изборожденное морщинами лицо. Можно ли ему доверять? Я в сотый раз принимаюсь гадать, что за странные отношения связывают рыцаря и тюремщика? Неужели Варохское Чудище умеет пробуждать лучшие чувства даже в тех, кто приставлен его сторожить? Уж верно, мой отец поручил бы столь ценного пленника лишь самому надежному караульщику — и, поди ж ты, тот не только не стал мешать побегу, но, наоборот, надумал к нам присоединиться!
Остается надеяться, что он пошел на смертельный риск не затем, чтобы сейчас нас предать.
С рассветом мы оказываемся возле какого-то заброшенного дома. Он расположен не только поодаль от большака, к нему вообще не ведет даже тропы — наша телега переваливается по камням, — и стоит уединенно, окруженный лесами. «Горгулья» останавливает мулов под деревьями. Небольшой особняк, сложенный из серого камня, выглядит совершенно заброшенным. Во дворе никакого движения: не роются куры, не блеют козы и над трубой не заметно дымка. Чудеса продолжаются, — похоже, дом пустует и словно дожидается нас.
Все еще не испытывая полного доверия к тюремщику, я указываю на строение:
— Сходи посмотри, нет ли там кого.
Он согласно кивает, и я начинаю думать, что это все-таки не ловушка. Тем не менее кто-то должен проверить дом. Вот и пусть тюремщик сходит на разведку, докажет свою верность.
Пока он отсутствует, я подвожу телегу к заднему крылечку и, сидя на козлах, продолжаю раздумывать о своем положении. Может, все-таки стоит вернуться в Нант и завершить, если получится, то, что я считаю своим долгом? Я ведь такая — уж если поставила себе цель, не могу от нее с легкостью отказаться.
К примеру, я совру, что Чудище похитил меня?
Беда в том, что они знают, насколько он изранен и слаб. И наверняка уже догадались, кто опоил стражников. Так что мне не поверят.
«А что, — шепчет внутри меня некий голосок, — если это Мортейн отозвался на твои молитвы?»
Нет, твердо говорю я себе. Так просто не бывает. Ничего. Никогда.
Нас приютил охотничий домик покойного герцога. Не самый большой и роскошный — просто лесная сторожка, куда он мог заехать с немногочисленными приближенными. Или уединиться с очередной любовницей. Словом, как раз то, что нам требуется: маленькое добротное здание, надежно укрытое от чужих глаз. Что еще важнее, я ни разу не слышала, чтобы об этом домике упоминали люди д'Альбрэ или он сам. То бишь есть некоторая вероятность, что они о нем даже не знают.
Тюремщик выскакивает наружу, знаками сообщая мне, что внутри нет ни души. В это время тяжелые облака, с ночи собиравшиеся над головой, начинают проливаться дождем. Я снова задумываюсь о том, как перетащить в дом беспомощного исполина.
— Нам его не донести, — говорю я тюремщику.
Тот пытается трясти рыцаря, но все без толку. Испугавшись, не умер ли он по дороге, я присматриваюсь и с облегчением вижу, что его грудь поднимается и опадает. Тюремщик сильнее встряхивает рыцаря, но я его останавливаю. С небес на лицо мне падают крупные тяжелые капли. Между тем пленника необходимо отмыть, а это потребует многих ведер воды.