Темное торжество
Шрифт:
— В такой поздний час?
Исмэй сразу грустнеет:
— Боюсь, она вынуждена заниматься делами и ночью и днем.
— А верить-то им можно, этим приближенным?
В самом деле, маршал Рье и мадам Динан считались ближайшими сподвижниками, едва ли не опекунами герцогини, но после того, как эти двое показали свою истинную суть, я не склонна доверять уже никому.
Исмэй морщится.
— Да, — говорит она. — По этой причине у государыни так мало доверенных лиц.
Дюваль ведет нас лабиринтом дворцовых залов и коридоров.
А еще я приглядываюсь к лицам людей, которых мы минуем в пути, — слуг, придворных, даже пажей — в попытке определить основные качества каждого человека.
В конце концов Дюваль приводит нас в небольшую комнату с двумя стражниками при входе. Герцогиня стоит в обществе троих мужчин. Все они рассматривают карту, разложенную на обширном столе. Одежда одного из мужчин забита дорожной пылью, явно он только что прибыл. На втором епископское облачение, он торчит подле герцогини — этакая толстая пурпурная жаба. Третий, серьезный и стройный, морщит лоб в глубоком раздумье.
Я ни с кем из них не знакома. Это очень хорошо: стало быть, и они не знают меня.
Я и герцогиню-то впервые вижу вблизи. Она невысокого роста, очень молода, с благородным высоким лбом и безупречной кожей. Ей всего тринадцать лет от роду, но в ней чувствуется нечто царственное, внушающее почтение.
На звук наших шагов все присутствующие вопросительно поднимают глаза.
Улыбка преображает суровое лицо Дюваля.
— Чудище здесь, — перво-наперво объявляет он. — В Ренне!
Герцогиня молитвенно складывает ладошки и закрывает глаза, юное лицо озаряется радостью.
— Хвала Всевышнему! — произносит она.
— Вообще-то, благодарить нужно святого Мортейна, — сухо произносит Дюваль. — Ибо это под Его рукой Чудище прибыл сюда.
Он кивает в мою сторону, и все взгляды обращаются на меня.
— Да пребудет моя вечная благодарность с тобой и твоим святым, — говорит герцогиня.
Я отдаю глубокий поклон:
— Рада была послужить вашей светлости. Правда, осмелюсь заметить, я доставила вам не только благородного рыцаря, но и крайне важные сведения, касающиеся д'Альбрэ и его планов.
— Ты хочешь сказать, этот человек не удовольствовался тем, что украл мой город и уселся в нем, как курица в гнезде?
— Увы, нет, ваша светлость. Непосредственно сейчас он занят исполнением сразу нескольких замыслов и от каждого ждет богатых плодов.
По-медвежьи коренастый человек справа от герцогини делает приглашающий жест:
— Будь добра, поделись с нами тем, что узнала!
— Граф д'Альбрэ, маршал Рье и мадам Динан правят городом к своей выгоде, — начинаю я. — Многие жители Нанта продолжают хранить верность вашей светлости, но граф д'Альбрэ всячески старается их… разубедить.
— Погоди-погоди! Начни с самого начала. Как вообще он захватил власть
Я не успеваю ответить. Сзади раздается шорох вроде того, какой производит змея, ползущая в траве. Тут-то я понимаю, отчего мне было так не по себе в этом покое. Я видела здесь шесть человек… но слышала семь сердец.
Медленно, точно во сне, я оборачиваюсь — и моим глазам предстает аббатиса монастыря Святого Мортейна. Она, как паучиха, таилась в дальнем углу, вот я ее и не заметила. Под взглядом ее холодных синих глаз сердце у меня падает, точно камень.
А я-то думала скрыться от своего прошлого! Вот оно, оказывается, где меня поджидало.
— Приветствую тебя, дочь наша, — говорит настоятельница. Ее слова безупречно доброжелательны, но голос так же холоден, как и взгляд, а поцелуй, которым она награждает меня, дышит ледяным безразличием самой Смерти. — Ты проделала прекрасную работу. Мы рады видеть, как блистательно ты справляешься с поручениями.
Я низко склоняюсь перед ней, тем не менее ожидая подвоха. Исмэй и Аннит как-то умеют с ней ладить. Более того, похоже, это настоящая привязанность. Аннит, сколько помню, была на положении любимицы, а Исмэй и вовсе считала аббатису своей спасительницей. Как если бы та своей рукой вытащила ее из деревенской грязи и нищеты!
Меня с матушкой настоятельницей связывают отношения совсем иного рода. Между нами ни доверия, ни любви — ничего, кроме совпадения интересов. Мне требовалось убежище, ей же — остро отточенное оружие, чтобы направлять его по воле Мортейна. В общем, доверяю я ей не больше, чем той самой гадюке в траве.
Она велит мне подняться, после чего обращается к остальным:
— Разрешите напомнить вам, что Сибелла проделала немалый путь, сопряженный с тяготами и риском. Пусть же она сперва освежится, а историю своих странствий расскажет нам позже.
Эти слова заставляют меня очень остро ощутить, какой замарашкой я выгляжу: вся в угольной пыли, копоти и грязи.
Герцогиня поспешно просит прощения за невнимательность к моим нуждам и настаивает, чтобы я умылась и отдохнула с дороги и уже тогда предстала перед советниками.
Я так спешила выложить свои новости, что даже не задумывалась насчет своей неприглядной внешности, пока аббатиса не напомнила о ней. Вот вредина! Наверняка она сделала это нарочно, чтобы из равновесия меня вывести.
Я чувствую себя уже совсем скверно, когда аббатиса настаивает на том, чтобы лично проводить меня в отведенные мне покои. Перехватываю обеспокоенный взгляд Исмэй, делаю реверанс герцогине и ухожу следом за настоятельницей.
По дороге она молчит, лишь велит какой-то служанке доставить все необходимое для ванны и прибрать комнату. Она чопорно скользит коридором — очень прямая, с высоко поднятой головой. Чем объясняется ее молчание? Боязнью быть подслушанной или опять-таки стремлением меня допечь?