Темное торжество
Шрифт:
— Хочешь, я тебе волосы промою?
Я с удовольствием соглашаюсь. Зря ли столько тосковала по ласковым рукам моей лучшей подруги! С деланым равнодушием пожимаю плечами:
— Ну, если никуда не спешишь…
Не думаю, что мне удалось ее провести. Она берет со стола пустой кувшин и становится у меня за спиной.
Некоторое время мы молчим, лишь вода стекает с волос мне на спину.
— Как же я за тебя волновалась, — шепчет Исмэй. — Аннит каждый день проверяла, не принесли ли вороны от тебя весточку: где ты, все ли с тобой хорошо? Так мы ничего и
— Ну, теперь ты все знаешь, — говорю я. — Меня послали к д'Альбрэ.
И спиной чувствую ее содрогание.
— Как вообще аббатиса могла такое потребовать от человека?
В краткое мгновение безрассудства я едва не выбалтываю ей о том, что меня отправили пожить в моей собственной семье. Но вовремя прикусываю язык. Я никому не рискую открывать это, даже ей.
— Напишу Аннит, — говорит она. — Пусть узнает, что с тобой все хорошо, и вздохнет с облегчением. Со времени твоего отъезда она не пропускала ни одного письма, приходившего в монастырь, все надеялась на весточку от тебя. Погоди, мы сделаем лучше, вот отдохнешь немного и сама ей напишешь!
— Обязательно, — киваю я, но без особого рвения, ибо правда состоит в том, что я смертельно завидую Аннит, обитающей в безопасности и уюте, за надежными монастырскими стенами. Ну почему самое теплое местечко припасено для нее, а не для меня? Вслух я спрашиваю: — Ее уже посылали куда-нибудь или она все так и ждет понапрасну своего первого служения?
Исмэй вручает мне большое льняное полотенце, и я вытираюсь.
— Как ты догадалась, что все это время они и в мыслях не держали выпускать ее за стены монастыря? — спрашивает она. — Когда ты уехала в Нант, я получила от нее письмо. — И подруга делает ко мне шаг. — Сибелла, ее хотят сделать новой провидицей для обители! Сестра Вереда совсем немощна, и Аннит прочат на ее место.
Вот как! Уж не в том ли причина, по которой мне так и не дали прямого приказа на убийство д'Альбрэ? Быть может, не только я, но и сестра Вереда не смогла провидеть его смерть?
— Ну хоть дома будет сидеть, подальше от неприятностей, — говорю я, думая о том, сколько раз мне самой хотелось немедленно оказаться в объятиях толстых стен, посреди уединенного острова.
— Подальше от неприятностей? — резко переспрашивает Исмэй. — Или как в душной клетке? Помнится, сама ты еле выдержала три года. Про остальную твою жизнь я уж и вовсе молчу.
Она помогает мне натянуть чистую сорочку, я же с недоумением вспоминаю свои первые дни в обители и тщетные попытки оттуда сбежать. Потом мои мысли перескакивают на то, как в Нантском замке д'Альбрэ убивал верных слуг герцогини. Ужас в глазах Тильды, ночное царапанье под моей дверью…
— Ну, дурой была, — замечаю я негромко.
Ее лицо смягчается.
— Ты при дворе д'Альбрэ небось страстей натерпелась больше, чем все мы, вместе взятые. Но мне кажется, Сибелла, ты все-таки не
У меня вдруг садится голос.
— Она бы и двух недель за стенами не протянула.
Исмэй глядит с осуждением:
— Только ей самой в этом убедиться не дают.
У меня не осталось душевных сил, чтобы спорить, и я направляю разговор в другое русло:
— А что у тебя за отношения с Дювалем?
Она спешит налить себе и мне по бокалу вина.
— С чего ты взяла, будто у нас… отношения?
— Да ладно, достаточно один раз увидеть, как вы смотрите друг на друга. Взять хоть то, что он не велел тебе убивать… ну, про кого вы там говорили, и ты к нему прислушалась. Так ты любишь его?
Исмэй протягивает мне бокал, и тот чуть не вываливается у нее из руки.
— Сибелла!
— Ты влюблена, — выношу я вердикт.
Беру кубок и отпиваю вина, соображая по ходу дела, как к этой новости относиться.
— Да с чего ты взяла? — повторяет она.
— Да хоть с того, что ты покраснела.
Она принимается играть ножкой бокала.
— А если это моя стыдливость не может снести таких прямолинейных вопросов?
— Ой, только простушку передо мной не разыгрывай! Лучше вспомни-ка, кто тебя целоваться учил. Дюваль должен мне быть ох как благодарен.
Исмэй запускает в меня скомканным полотенцем:
— Все сложно…
Почему-то я вдруг думаю о Чудище. И начинаю гонять вино в бокале по кругу.
— А кому сейчас просто?
— Он меня замуж звал.
Вот так сюрприз! Этот Дюваль начинает мне нравиться.
— А ты разве больше не замужем за тем свинарем?
— Нет. Наш брак так и не свершился, и на второй год моего пребывания в обители матушка аббатиса добилась признания его недействительным.
— И что же ты ответила на предложение?
— Сказала, что подумаю. Я его в самом деле люблю и всю жизнь буду любить, но… чтобы снова кто-то имел надо мной такую власть…
— А настоятельница что говорит?
Исмэй морщит нос и наливает себе еще вина.
— Это одна из причин, по которым она мне больше не благоволит.
— Тебе?! Но ты же ее любимицей была! Как и Аннит.
— Нет. — Исмэй решительно мотает головой. — Она любила не меня, а наивную послушницу, которая преклонялась перед ней и слепо верила каждому ее слову.
И я начинаю понимать, насколько сильно изменилась Исмэй.
Продолжить разговор нам не удается. В дверь стучат, Исмэй отзывается, у порога происходит напряженный разговор шепотом, после чего она прикрывает дверь и возвращается ко мне.
— Совет распустили до утра, — сообщает она. — Сестре герцогини сделалось хуже, и государыня желает, чтобы я смешала для бедной Изабо немного снотворного.
Я приподнимаю бровь:
— Ты же вроде у нас мастерица по ядам, а не наемная лекарка?