Темное торжество
Шрифт:
Герцогиня невидящим взглядом смотрит в пространство.
— Они совсем близко! — говорит она затем. — А что слышно об английских войсках? Тоже наступают?
— К сожалению, новости опять скверные. — Голос Дюваля звучит совсем мрачно. — Над побережьем Морле свирепствовали шторма, и англичане не смогли высадиться. Так что их шеститысячное войско запаздывает.
— Как скоро они смогут оказаться близ Ренна, когда высадка все-таки состоится?
— Не раньше чем через две недели, ваша светлость.
— Следует ли нам прежде
Дюваль пожимает плечами:
— Трудно определенно сказать. Впечатление такое, что они держатся непосредственно у наших границ, делают вылазки, рассылают разведывательные отряды… но не более. Если не считать нападений на Ансени и грабежей ради провианта, боевых действий практически не наблюдается.
Капитан Дюнуа постукивает себя пальцем по подбородку.
— Вот бы знать, чего они ждут.
— Полагаю, чтобы мы нарушили договор Ле-Верже, — говорит Дюваль. — Наша политика то и дело вызывает у французской регентши разлитие желчи, но положения договора мы до сих пор уважали. По крайней мере, внешне, — добавляет он с хитроватой ухмылкой.
Герцогиня напряженно хмурит тонкие брови:
— Ты думаешь, они что-то пронюхали о наших переговорах с императором Священной Римской империи?
Дюваль, поразмыслив, отвечает:
— Подозревают — да, но вряд ли что-то знают с определенностью. Если бы пронюхали о помолвке, уж, верно, сочли бы это достаточным поводом для войны.
— Похоже на то, — соглашается капитан Дюнуа. — Еще я думаю, нам вряд ли стоит рассчитывать, чтобы граф д'Альбрэ, выдвинувшись на Ренн, налетел на французов и они друг друга уничтожили.
Дюваль криво улыбается:
— Это уж было бы везение, превосходящее всякое вероятие. — Он опускает взгляд, рассматривая свои руки, потом поднимает голову и смотрит прямо в глаза сестре. — Говорят, ваша светлость, плохие вести по трое ходят… — Вид у Дюваля такой, словно он рад бы кого-нибудь убить. Он обрушивает на герцогиню последний и самый страшный удар. — Ваша милость, мы получили письмо от графа д'Альбрэ.
Взгляды всех присутствующих устремляются на меня. Я ничем не выдаю свои чувства и смотрю исключительно на Дюваля и герцогиню, словно остальных и вовсе здесь нет. Потом спрашиваю:
— Известно ли ему, что Чудище в Ренне?
— В письме об этом не упоминается, — отвечает Дюваль. — Смысл послания в том, что герцогине следовало бы пересмотреть свой отказ «уважить их брачное соглашение», иначе ему-де придется совершить нечто очень для него нежелательное.
— Осадить город, — шепчу я.
Дюваль кивает:
— Он так прямо не пишет, но я предположил то же.
Побледневшая было герцогиня берет себя в руки:
— А что римский император? Ему сообщили, на каком краю мы стоим?
— Он знает, — голосом сухим, как летний зной, отвечает Дюваль. — Он пришлет нам два отряда союзников.
— Два отряда? — переспрашивает капитан Дюнуа. —
— Боюсь, это все, — говорит Дюваль. — Еще он предлагает заключить брак через поверенного, чтобы все таким образом поскорее завершилось.
Жан де Шалон ерзает в кресле. Речь идет о его сюзерене, и он не слишком уверен, в чем — и перед кем — состоит его первейший долг.
— Думается, император делает все, что в его силах, — говорит он. — Венгерская война — нелегкий груз для державы.
Дюваль не удостаивает его ответом. Герцогиня неодобрительно поджимает губы, но также не возражает кузену, хоть я и чувствую, что она не отказалась бы это сделать. Она обращается к епископу:
— Одобряет ли Церковь брак через поверенного?
— Вполне, — отвечает тот, — если все сделано правильно.
— Нам бы еще его войска сюда, чтобы отстоять наш союз, — замечает капитан Дюнуа. — Покамест они далеко.
— А наемники? Насколько сложно привлечь сюда отряды наемников?
— Сложности никакой, — мягко, словно желая смягчить горечь дальнейших своих слов, отвечает Дюваль. — Одна беда, ваша светлость: у нас нет достаточных средств, чтобы им заплатить.
Она непонимающе глядит на него.
— Нет средств? — шепчет она затем и смотрит на канцлера.
Тот подтверждает сказанное Дювалем:
— Боюсь, ваша светлость, дело обстоит именно так. Казна герцогства опустошена: войны с французами, происходившие в последние два года, дорого нам обошлись.
Герцогиня встает и начинает расхаживать перед камином. Она знает, как мало у нее возможных источников денежных поступлений.
— Сколько стоят наши фамильные драгоценности? — произносит она. — Серебряное блюдо? Корона?
У епископа вырывается стон ужаса.
— Ваша светлость! Только не корону!
— Я спрашиваю, этого хватит на уплату наемникам?
— Ваша светлость, но ведь многие драгоценности хранились в вашей семье на протяжении поколений, — подает голос Шалон, и я не могу удержаться от мысли, что этот человек уже прикидывал свою долю наследства в том случае, если с герцогиней что-то произойдет.
— Драгоценности легко заменить, кузен, — отвечает она. — А вот утраченную независимость…
Комната погружается в тишину: советники переваривают услышанное. Потом Чудище подается вперед и в самый первый раз нарушает молчание.
— Есть люди, жаждущие биться за нас, причем не за деньги, — сообщает он присутствующим.
— Кто они? — хором спрашивают капитан Дюнуа и канцлер Монтобан.
— Лесные угольщики.
— Сейчас не время для шуток, — произносит канцлер с упреком.
Чудище не опускает перед ним глаз:
— А я и не шучу. Скажу даже больше: я заручился их согласием.
— Но это всего лишь изгои! Головорезы, вынужденные таиться в лесах! Они хоть меч-то держать умеют? — спрашивает Монтобан.