Темные изумрудные волны
Шрифт:
Определённо, ночью что-то было, и ему захотелось освежить в памяти пережитые ощущения. Он нырнул под одеяло, обнял Олю.
— Помассируй мне ходилки, раз уж у тебя такой фут-фетиш.
Сбросив одеяло, он уселся на неё.
— Массаж — это моя страсть.
— Ходилки, а не попу!
— Я привык всё начинать с начала. По анатомии у меня была «пятёрка», я знаю, откуда ноги растут.
— Я думала, ты там… в самом-самом начале будешь заканчивать. Так сексуальнее.
Проводя ладонями по её бёдрам, Андрей спросил:
— Открой мне страшную тайну: калитка — твой любимый аксессуар,
— Я тупо сказала… ну, ты понял, что.
— Да, эти волшебные три слова я запомнил.
— … ты тупо выбежал из дома, и приволок эту калитку, стал бегать за мной…
— Матерь божья, вот это я дурак!
— Нет, всё было очень сексуально. Мясо!
Не оставив без внимания ни сантиметра на гладкой поверхности её ног, он вернулся к тому, с чего начал.
— Ноги, и то, откуда они растут — это моя страсть!
— Ты мне ночью сделал очень хорошо. Прошу на бис.
— Что именно…
— Язык не поворачивается сказать, и не дотягивается, чтобы показать.
И, перевернувшись на спину, Оля выразительно опустила глаза. Андрей послушно сделал то, о чём его попросили.
Холодный январский ветер звенел в кустах. Белое снежное небо нависло над землёй. Хмуро вырисовывались в сером утре застывшие деревья.
Андрей, Вадим, и Роман молча шли по холодному песку, покрытому инеем. Чёрно-зелёные волжские волны угрюмо накатывались на берег.
Бросив на Андрея недовольный взгляд, Вадим прервал молчание.
— Мазафака, ты опять мне перешёл дорогу!
— Он давно запал на Шерину, — сказал Роман, кивая в сторону Вадима, — и тут, нате из-под кровати, его величество Разгон, и его непобедимый меч-кладенец…
— Ну, ребята, мне было по фигу.
— Охренительно, дружище! Надоела твоя раздолбайская перхоть! Тебе всегда всё по фигу, только потом ты укладываешь в постель совсем не тех, кого планировалось.
— Всегда действую спонтанно, не знаю, хорошо это или плохо. Тут другой вопрос начинается: чего так залупился, тебе, что ли Аня не дала?! Тоже нормальная девчонка. Ты, Второв, совсем зажрался, хрен уже за мясо не считаешь!
Услышав знакомое выражение, Вадим остановился, и машинально осмотрелся.
— Где этот чёртов адвокат? В Сибирь, что ли, отправился, душить подонков.
— Что будем делать, друг? — удручённо спросил его Роман.
— Не знаю, он держал всю мазу.
— Теперь есть маза факать водолаза.
Андрей сделал шаг в сторону.
— Не понимаю, о чём вы.
Он до сих пор обижался на друзей за то, что они ведут без него какие-то дела. Чтобы не выглядеть недовольным, решил подумать о приятном. И плотно сомкнул губы, вспоминая опьяняющие Олины поцелуи.
— Теперь Шерина ему весь белый свет затмила, — сказал Роман.
Вадим сплюнул и растёр ногой плевок.
— П…дострадалец. Опять будешь играть в отношения.
— Она бы тебе не дала, говорю, как другу, — толкнул его в плечо Роман. — Успокойся, и подумай, что нам делать.
— Бумаги у него хранятся дома.
— Забраться в дом, найти их.
— Зачем?
И Вадим объяснил: чем больше Еремеев богател, тем чаще ощущал дыхание насильственной смерти, что и привело его к счастливой мысли заранее переписать дом на сына, и его же, продукт своей жизнедеятельности, сделать учредителем двух фирм, работающих на «ВХК». Теперь, когда Шмерко освободили, надо к нему наведаться, он, крестный Дениса Еремеева, устроит беспрепятственный доступ в дом, и все дела. Спокойно обыскать дом, и найти документы. Это главное. Что касается фирм — здесь тоже нужно действовать через Шмерко. Еремеев уже растолковал ему, кто друг в этой жизни, кто враг, поэтому он лояльно отнесётся ко всему, что скажут Вадим и Роман. Относительно Дениса — тут вообще нет никаких сложностей. Сам по себе он ничтожество, мелкий скот. Ведёт паразитический образ жизни, установок на труд нет. Приручить его небольшими подачками, и он подпишет любые бумаги.
Роман ударил себя кулаком по лбу.
— Едрён-батон! Я ж отвозил Захарыча в банк, он при мне вытащил из портфеля эти долговые, мать их, обязательства, и отнёс в ячейку.
— Опять… ячейка… — поморщился Вадим.
— Куда деваться. Опять. Кто сказал, что будет легко?!
— Оприходовать охранника. Давай, это по твоей части.
— Теперь работаем с тобой, давай будем сразу договариваться: фифти-фифти. С меня хватит, родное правительство так не объёбывает, как это сделал адвокат.
Они медленно двинулись в сторону турбазы. Андрей постоял на берегу, посмотрел в сторону города, от которого их отделяла река, три километра холодной тёмной воды, и пошёл вслед за своими друзьями.
Он шёл, прислушиваясь к их разговору. Вскоре ему стала ясна причина недовольства Романа. Он свёл дружбу с Лиманским, сотрудником службы безопасности банка, в котором Кондауров хранил некие ценные бумаги. Получив дубликат ключа от ячейки, Лиманский должен был изъять бумаги, и передать их Трегубову. За это безопаснику, зарабатывавшему всего сто долларов в месяц, было обещано пять тысяч долларов. Получив эти деньги, он планировал уехать в родную Белоруссию.
Однако, всё пошло не так, как было задумано. В последнюю минуту Роман выставил у входа в банк двоих парней, которые должны были незаметно вести Лиманского три квартала до места встречи. Эта мера предосторожности оказалась не лишней. Выйдя из банка, Лиманский направился в противоположную сторону. Следившие за ним подумали, что он запутывает следы, и в итоге пойдёт туда, где ждёт его Роман. Вскоре они поняли, что это не так. Лиманский шёл прямо на автовокзал. Тогда парни догнали его, затащили в подворотню, и напомнили о встрече. Один остался сторожить, другой побежал на автовокзал. Там он нашёл телефон-автомат, и сбросил сообщение Роману.
Когда Роман подъехал, стало ясно, почему вдруг у Лиманского так резко изменились планы. В ячейке, кроме ценных бумаг, оказалось двести тысяч долларов, на которые, собственно, никто и не рассчитывал. «Двести больше пяти» — сосчитал в уме Лиманский, и решил скрыться. Но дорога оказалась недолгой, и привела она не в Белоруссию, а на пустырь позади пивного ларька.
Ему ещё раз объяснили неправоту его действий, затем затолкали в багажник, и отвезли за город, на песчаный карьер. Там ему выстрелили в голову, сняли с него униформу — чтобы труднее было опознать — и закопали поглубже в песок.