Темный ангел
Шрифт:
Констанца, экспериментируя с приемами, которые она впоследствии использовала с еще большим эффектом на несчетном количестве мужчин, была артисткой в том, что касалось плоти. Она понимала, что намеки, обещания и капризы, отсрочки – более действенный наркотик, чем само обладание желаемым. Шаг за шагом, поцелуй за поцелуем она довела Фредди почти до безумия. Его тело рвалось к ней, его мысли болели ею, она снилась ему по ночам. Иногда она давала ему больше, иногда – меньше. Дни Фредди пролетали как во сне: в ту самую минуту, когда они расставались, он мечтал лишь о следующей встрече.
И все же они еще не совокуплялись. Это слово, которое Констанца употребляла постоянно и по любому
Самая любимая выдумка Констанцы, как обнаружил Фредди – рисковать, когда кто-либо из его семьи был рядом. Угроза разоблачения от слуги, садовника, фермера – это возбуждало ее гораздо меньше. Фредди уже начал узнавать, когда Констанцу охватывало наибольшее возбуждение: когда его мать, отец или кто-нибудь из братьев находились прямо у них под боком.
Самый примечательный случай произошел в Лондоне, в доме Кавендишей в Мейфейре, в январе 1915 года. Вместе с родителями и Стини Фредди и Констанца навещали друзей в их поместье на южном побережье: там впервые Фредди услышал внушительную и пугающую канонаду орудийных батарей, долетавшую через Ла-Манш. Гвен, само собой, тоже ее услышала, и у нее начался один из обычных приступов страха и беспокойства за свою семью: они должны уехать домой. Но Гвен не могла вернуться в Винтеркомб, не повидав Окленда, поэтому решено было остановиться в Лондоне.
Дом Кавендишей на Парк-стрит был выстроен так, что винтовая лестница поднималась вверх от холла на первом этаже до чердака на четвертом вокруг сплошного вертикального пролета. Можно, перегнувшись через перила, смотреть вниз, словно в головокружительную глубину колодца, на мраморный пол в холле. В детстве Фредди неоднократно предупреждали об опасностях, связанных с этой лестницей, и у него до сих пор остался смутный, почти атавистический страх перед ней.
Окленд сообщил, что появится в пять часов. Незадолго до пяти Фредди по настоянию Констанцы встретился с нею на темной, плохо освещенной площадке третьего этажа. К пяти Констанца перегнулась через перила, и Фредди сзади прижался к ее спине. Он уже был в состоянии безумного возбуждения – еще бы, от одной мысли о Констанце в эти дни у него начиналась эрекция. Он засунул руку в платье, ярко-розовое в этот день, расстегнутое на спине. Вторая рука – вот уже много недель, как ему не позволяли этого, – нырнула под юбку Констанцы. Она не любила носить белье.
Левая рука Фредди сжимала грудь Констанцы, правая гладила мягкое, влажное место. Фредди был так возбужден, что едва услышал, как хлопнула входная дверь и послышались шаги в холле. Он заметил присутствие Окленда, только когда Констанца окликнула его по имени.
Окленд остановился под лестничным пролетом. Он глянул вверх и поздоровался только с Констанцей, поскольку Фредди – его руки в этот момент перестали блуждать и застыли – не было видно снизу. Констанца тем временем завязала беседу с Оклендом, причем самую оживленную. В то же самое время она дала понять Фредди, который было собрался вытащить руки, чтобы он не останавливался. Она извивалась и терлась об него, она прижималась к его правой руке так сильно,
Фредди уже был и сам слишком возбужден, чтобы остановиться. То, что он оставался невидимым, занимаясь этим некрасивым делом, а Констанца продолжала разговаривать, не переменившись в голосе, – все вместе разозлило Фредди, напугало и еще больше возбудило. Страх, гнев и желание – Констанца разбиралась в коктейле секса. Фредди мял и трепал ее соски, а из-под юбки Констанцы доносились чавкающие звуки – она была очень мокрой.
«Мы даже слышали пушки, Окленд, ветер, очевидно, дул в нужном направлении, мы слышали их очень отчетливо…» Голос Констанцы оборвался лишь на мгновение, и в этом крошечном промежутке у Констанцы был оргазм. Фредди почувствовал, как в этот миг ее тело застыло, затем его пальцы внутри почувствовали пульс. Он довел ее до оргазма, чего прежде не случалось – Констанца любила это делать сама. Иногда, по ее словам, это было забавно, Фредди засекал время: чтобы удовлетворить себя, ей достаточно было тридцати секунд.
Фредди знал, что его ожидает награда, и, когда Окленд, так ничего и не заподозрив, покинул холл, Констанца не заставила себя упрашивать. Она была очень обязательной в таких вещах. Она опустилась на колени и расстегнула ему штаны. Взяла его возбужденную плоть в руку. С серьезным, сосредоточенным выражением она сказала:
– Я хочу услышать от тебя кое-что, Фредди. Просто три слова.
– Как тебе будет угодно, – пробормотал Фредди, готовый на все от желания, и потянулся к ней.
– Скажи «возьми в рот». Только это, ничего больше. Хорошо, Фредди? «Возьми в рот».
От этих слов у Фредди потемнело в глазах, они с Констанцей никогда не делали этого раньше, и грубая простота ее слов смела остаток его самообладания. Стремительно, словно собираясь прыгать в черную воду с огромной высоты, Фредди сказал эти слова, и Констанца будто повиновалась.
В этот вечер Окленд остался на обед. Констанца была все время непривычно молчалива. Гвен даже спросила, хорошо ли она себя чувствует, и Констанца, ответив, что устала, отправилась спать.
Фредди просидел с ними еще час, он пытался закончить детектив, но не смог сосредоточиться. Когда Гвен начала читать Окленду последнее письмо Мальчика, Фредди, который слышал его по меньшей мере четыре раза, воспользовался моментом и попрощался: единственное, о чем он мог думать, это снова увидеть Констанцу. Едва слышно он прокрался по коридору к двери Констанцы. Лондонский дом был меньше, чем Винтеркомб. Здесь им нужно быть очень осторожными.
Констанца ждала его. Она сидела за столом, перед ней лежала стопка тетрадей в черных обложках. Когда Фредди вошел и закрыл за собой дверь, он увидел, что Констанца сидит неподвижно, ее лицо было мрачным и отчужденным – такой Фредди привык видеть ее в детстве. Глядя в его сторону, она открыла одну из черных тетрадей, перелистала пару страниц.
– Дневники моего отца. – Она взяла тетрадь и протянула ему.
Фредди взглянул на книгу, заметил дату, строчки, написанные аккуратным каллиграфическим почерком. Эти дневники Фредди никогда раньше не видел и не знал, что они существуют. Констанца редко упоминала о своем отце, но если она заговорила о нем сейчас, то нелегко будет убедить ее отложить чтение этих тетрадей – возможно, она втайне продолжала оплакивать своего отца.
– Тебе не стоит заглядывать в них, Констанца, – начал Фредди. – Ни к чему ворошить прошлое. Намного лучше просто забыть. Ну же!.. – Он обнял ее, но Констанца оттолкнула его руку.