Тёмный лорд
Шрифт:
*
Февраль принес радостные новости: русские сходу форсировали Одер и начали артиллерийский обстрел подступов к Берлину. Союзники топтались на Рейне и в Италии, зато уничтожили лабораторию Гриндевальда в Дрездене. Летчики-маглы были убеждены, что бомбят промышленный центр, и не пощадили город. Дрезден в те дни выгорел дотла: никакие магические щиты не спасли его от четырех тысяч тонн магловских бомб.
Большую часть времени Риддл проводил в библиотеке, перечитывая фолиант Годелота. Если для дневника он создал рукотворный образ, то написать его на кольце не было возможности.
Перед Пасхальными каникулами директор Диппет решил устроить праздник. За завтраком царило оживление: ученики переговаривались о предстоящем приеме в Большом зале. В «Пророке» рассказывалось, как взрывная волна в Дрездене активировала черномагические артефакты, так что на месте городских зданий осталась испекшаяся, как смола, темная масса. Том рассеянно рассматривал залитый весенним солнцем потолок.
— Зато у Гриндевальда не будет бомбы, — вывел его из оцепенения голос Друэллы.
— Я иногда думаю: чем мы после такого лучше Гриндевальда? — спросила Друэлла. — Мы упрекали «Высших неизвестных» за сожжение людей. А сами?
— Это вынужденная необходимость, — пожал плечами Том. — Мы уничтожили его лабораторию.
— И я так думаю, — Араминта одарила Риддла кокетливой улыбкой. — Если бы мы не сожгли Дрезден, — сверкнули ее синие глаза, — они бы сожгли Лондон.
— Думаете, мы будем хоть минуту колебаться, применять или нет такую бомбу? — грустно сказала Розье. Араминта фыркнула, всем своим видом выражая неодобрение. Том, слегка прищурив глаз, посмотрел на ее значок: сиявшую в утренних лучах серебристую змейку, готовую, казалось, к броску.
— Я понимаю, Дру, — обычно молчаливый Альфард Блэк отложил бутерброд. — Всегда легко сказать: «Мы добро, а они зло, и нам позволено все».
— Хочешь сказать, что добро — Гриндевальд? — Араминта с негодованием качнула ножкой. Друэлла отвернулась в сторону, давая понять, что разговор окончен. Том собрал сумку и, взглянув на Дамблдора, направился к выходу.
Давно канули в Лету те времена, когда профессор трансфигурации награждал Тома пристальными взглядами или делал замечания. С прошлой весны его взгляд не выражал ничего, словно Риддл был фикцией. Иногда Тому казалось, будто декан Гриффиндора смотрит на него с затаенным сожалением. В такие минуты его охватывало странное чувство горечи и злости, словно старый профессор умел разбередить какую-то старую не совсем зарубцевавшуюся рану.
В школе царило предпраздничное оживление. Эльфы драили закопченные и кое-где заросшие паутиной окна. Лесничий Огг осматривал коридор, проверяя, хорошо ли эльфы собрали мусор. Следом за ним покорно нес мешки Хагрид, что-то бормоча себе под нос. Появление в школе Рубеуса вызвало яростный свист райвенкловцев и волну веселья слизеринцев. Третьекурсники Абраксас Малфой и Элладора Нотт наколдовали смолу, в которую под общий хохот наступил великан.
Понаблюдав за веселой кутерьмой, Том подошел к сияющему окну. Такой чистоты он не помнил с тех давних дней, когда впервые переступил порог замка. Ласковая
«Неужели можно восхищаться серостью?» — спросил себя Том, взглянув сначала на коричневую сумку, а затем на весело стучащие лодочки Августы.
«Серость тянется к серости, и ты прекрасно это знаешь, Волдеморт, — усмехнулся надменный голос. — Тебе не приходит в голову, что двум серостям хорошо друг с другом?»
«Мы тянемся не к высшему, а низшему?» — пожал плечами Риддл. В последнее время ему все чаще казалось, будто противный голос исходит от лежащего в портфеле дневника.
Том посмотрел в окно на галдящую толпу хаффлпаффцев: все же в непосредственности и глупости «барсучков» было что-то умилительное. Затем достал из сумки пергамент и чернильницу, погрузился в расчеты.
Его отвлекло от размышлений белое облачко. Под потолком плыли прозрачные тени Серой Дамы и Кровавого Барона. Призрак Слизерина пытался что-то сказать призраку Райвенкло, но та ускоряла полет. Затем Елена сделав разворот, зависла рядом с Томом.
— Привет… — улыбнулась Дама. — Занимаешься на подоконнике?
— Пожалуй, да, — кивнул Том. — Присматриваю за учениками.
— Моя ученица в туалете снова плачет, — вздохнула Елена. — Одна ваша девочка где-то приобрела ее бывшие вещи, и, зайдя в туалет, хвасталась перед подругами своими трофеями.
— Старые штучки, — пожал плечами Том, понимая, что Дама говорит о Миртл. Перед глазами поплыл барельеф, увиденный им в доме Блэков, где босая Иола покорно бредет, прикованной цепями к колеснице Геракла. Ее ручки были также скованы цепью за спиной. Жизнь так устроена, что победители получают все…
— Лично я не простила Барона, — продолжала Серая Дама, — за мою гибель.
— Вашу гибель? — Риддл с изумлением посмотрел на зависшую напротив залитого солнцем окна фигуру призрака.
— Помнишь я рассказывала тебе про диадему матери? Я ведь украла ее, — вздохнула Елена. — Я хотела стать умнее матери. Схватила диадему и сбежала.
— И что вы почувствовали, надев ее? — в глазах Тома сверкнул интерес. Ему показалось, что призрак специально летел к нему, чтобы выговориться.
— Я не рискнула сделать это, — вздохнула Елена, — Зато моя мать отказывалась признать, что диадема исчезла, и уверяла всех, будто она по-прежнему у неё. Потом мать послала на поиски человека, который был в меня влюблен, хотя я отвергала его ухаживания.
Том ждал, рассматривая пролетавшие призраки двух рыцарей. Серая Дама вздохнула и откинула голову.
— Он выследил меня в лесу. Когда я отказалась вернуться с ним, он пришёл в ярость. У Барона был бешеный темперамент, и он ударил меня кинжалом.
— Кровавый Барон? — переспросил Том.
— Да, — Серая Дама слегка раздвинула мантию, показав тёмную рану на белой груди. — Когда он увидел, что натворил, его обуяло раскаяние. Он схватил кинжал и нанёс себе смертельный удар. И сейчас, столько веков спустя, он носит цепи в знак покаяния… И поделом, — добавила она горько.
— А… диадема?