Тень, ключ и мятное печенье
Шрифт:
– Ну так если бы ты посидел подольше, глядишь, и сочлись бы. А раз уходишь – плати как все.
«Моряк», ругаясь себе под нос, пошарил по карманам и принялся выкладывать на стойку монеты по десять геллеров, приговаривая над каждой:
– Вот это был мой завтрашний завтрак. А это обед. А вот и ужин.
На пятой монете, обозначавшей голодовку следующие полтора дня, он закончил причитания, и пододвинул плату бармену.
– Будь здоров, – безмятежно отозвался толстяк, сгребая плату куда-то под прилавок.
–
Сыщик ещё и за дверью паба прошаркал метров пять, затем оглянулся по сторонам и рысцой перебежал улицу. Абекуа, заметив направляющуюся к нему из тумана знакомую фигуру, только махнул рукой вправо, в сторону перекрёстка у канала.
– Туда! Быстрее!
Они припустили быстрым шагом, вглядываясь в туманную пелену. Навстречу время от временя попадались прохожие – в основном люди, но один раз мелькнул и пёстро разодетый муримур. Он с прищуром оглядел Вути, видимо, заподозрив в том конкурента, однако компаньоны не стали задерживаться, и муримур остался позади, снова скрытый туманом.
Преследователи чуть ли не бегом миновали мост над каналом, когда Абекуа, обладавший более чутким, чем человеческий, слухом, дёрнул Лайоша за рукав. Секунду-две муримур принюхивался и прислушивался, затем с недоумевающим видом огляделся по сторонам.
– Не пойму. Где-то…
Внизу, на канале, глухо заворчал мотор парового катера.
– Не было печали, – скривился Шандор.
Они вернулись на набережную и по лестнице осторожно спустились на маленькую пристань. У дальнего её конца под парами стоял катер, на палубе никого не было видно. Не было ни души и на самой пристани.
– Пятьдесят на пятьдесят, что они на катере, – прошептал Вути.
– Или свернули в какой-то дом по дороге. Или вообще пошли по одной из двух набережных, – тоже шёпотом отозвался Лайош.
– Нет, – Абекуа потянул носом воздух и уверенно кивнул. – Джонс прошёл где-то здесь, и совсем недавно.
– Не знал, что у тебя такой чуткий нос.
– При чём тут мой нос? Этот «Бык», похоже, за раз выливает на себя по флакону того мерзкого одеколона «Император». Ты разве сам не чувствуешь?
Шандор принюхался, и в самом деле уловил в воздухе знакомые нотки парфюмерии, ставшей невероятно популярной в городе этой осенью.
– Тогда попробуем посмотреть, что там на катере.
Они крадучись добрались до конца заставленной ящиками и бочками пристани, и осторожно перелезли через борт приземистой посудины, из трубы которой валил дым. Где-то в трюме шуршала лопата: в топку подбрасывали уголь, готовя катер к отплытию.
– Не пойму только, чего ради они решили отправиться на катере…
– А мы не отправляемся, господин Шандор, – послышался откуда-то сверху, с набережной, вкрадчивый голос. – Мы уже прибыли.
Абекуа среагировал быстрее своего компаньона: человек, выскочивший из трюма с лопатой в руках, получил удар кастетом в лоб прежде, чем успел замахнуться на муримура. Шандор спрыгнул обратно на пристань и увидел, что по лестнице сбегают человек пять, вооружённых дубинками и ножами. Сыщик запрокинул голову и посмотрел вверх: на краю набережной, спокойно разглядывая компаньонов, стояли «Бык» Джонс и его щуплый спутник. Вути, спрыгнувший на пристань рядом с Лайошем, также взглянул сначала на приближающуюся погоню, а затем на стоящих на набережной людей.
– Добрый вечер, господин Джонс, – спокойно поприветствовал громилу Шандор, краем глаза наблюдая за пятёркой, которая теперь, рассыпавшись полумесяцем, перекрыла им путь обратно к лестнице.
– Ага, – «Бык» лениво разглядывал сыщика, чуть водя из стороны в сторону массивной нижней челюстью, словно пережёвывая жвачку.
– Мы с вами, к сожалению, не представлены, господин Шандор, – снова вмешался спутник Джонса. – Впрочем, это и ни к чему. Позвольте спросить: какие ещё вещи оставил вам покойный Джим Хорн, и куда вы их подевали?
– Бумажник с деньгами, – пожал плечами сыщик.
– Брехня, – выдал Джонс.
– Вы сами его забрали. И хочу заметить, работаете крайне грубо. К чему было наводить такой бардак в конторе?
– К тому, господин Шандор, что нам крайне сомнительно, чтобы всё наследство Джима Хорна состояло только из старого бумажника с небогатым содержимым. Что ещё он вам передал перед смертью?
– Я вам уже сказал – только бумажник.
– И вы решили проявить трогательную заботу, разместив объявления и найдя того, кому завещана эта рухлядь?
– Именно так, – кивнул Лайош. Пятёрка на пристани подвинулась на несколько шагов вперёд.
– У моего народа это называется священная воля умирающего, – буркнул Вути. Он стоял с кастетом на левой руке и сунув правую в карман, и, в отличие от компаньона, казалось, вообще не интересовался людьми на пристани: муримур внимательно разглядывал щуплого спутника Джонса.
– Ох уж эти мне кошки, – процедил мужчина, демонстративно сплёвывая. – Допустим. Тогда почему вы отказались отдать это «наследство», когда вам позвонили?
– Потому что это наследство, а не предмет торга. Хотя сомневаюсь, что вам слова «священная воля» вообще о чём-либо говорят, – оскалился Абекуа.
Щуплый несколько секунд раздумывал над услышанным. Потом повернул голову к пятёрке ожидающих на пристани громил.
– Взять их. Можно не любезничать, только не убивайте. Один останется у нас, а второй под присмотром поедет в контору, домой, или к чёрту на кулички, и привезёт всё, что оставил Хорн. Иначе оставшийся из гостей не вернётся.