Тень, ключ и мятное печенье
Шрифт:
– И вы сразу же ей поверили?
– Мне как-то не захотелось проверять правдивость её слов, – пожал плечами клерк. – Сами посудите, выбор был или уйти из кафе с красивой девушкой, или заработать, пусть даже гипотетически, крупные неприятности.
– В конечном итоге выбора у вас, как выяснилось, не было, – философски заметил Шандор. Тропс криво усмехнулся, показывая, что оценил шутку.
– В общем, мы ушли из кафе, потом Эвелина затащила меня в какой-то переулочек неподалёку, и прямо там мы…
– Понятно, –
– Разрешите уточнить? – Лайош проигнорировал недовольный взгляд сюретера и обратился к арестанту. – Вы не заметили ничего необычного? В процессе… хм… соития.
Абрахам Тропс на этот раз молчал несколько секунд, а его большие оттопыренные уши прямо на глазах наливались кровью, делаясь пунцовыми.
– Ну говорите же! – ворчливо поторопил клерка Ла-Киш.
– Можете вы мне пообещать, господа?
– Вы здесь не для того, чтобы торговаться, – отрезал сюретер.
– Я не торгуюсь! – торопливо заговорил Тропс. Клерк так нервничал, что сидел уже на самом краешке стула. – Я умоляю вас! Только не говорите ничего её отцу! Иначе я всё равно что покойник. Лучше уж тогда убейте сразу в Канцелярии…
– Вопреки обывательскому мнению, – сухо отозвался Ла-Киш, – в Канцелярии не занимаются устранением подозреваемых без суда и следствия.
– Обещайте, умоляю!
– Обещаем, – откликнулся Шандор, снова игнорируя ещё один недовольный взгляд сюретера.
– В общем… – Тропс подбирал слова. – Эвелина была ненасытной. И требовала всего.
– Что значит «всего»?
– Ну… Всего. Всё, что только могут проделать мужчина и женщина.
Некоторое время в кабинете царила тишина. Сыщик с сюретером обменивались мрачными взглядами. Арестант смущённо теребил лацкан своего сюртука, с которого, как полагалось при задержании, были срезаны все пуговицы. Потом вздохнул и взял из вазочки ещё печенье.
– Значит, – резюмировал Ла-Киш, – ваши развлечения были целиком её инициативой.
– Да. Не поймите неправильно, были у меня женщины до Эвелины, и по этой части я как любой мужчина. Но с ней это было что-то совершенно за гранью. Постоянно ждёшь, что кто-нибудь застанет вас, или что на улице попадётся кто-то из знакомых, или ещё что-нибудь случится. Ей это ощущение опасности, кажется, доставляло удовольствие.
– А вам? – поинтересовался Лайош. Тропс задумался, потом ответил:
– Скорее страх.
– Вы бывали где-либо вместе с мадемуазель Санду? Театр, синематограф?
– Нет.
– Салоны, магазины?
– Нет.
– Кафе, кондитерские?
– Только во «Флоре». Мы встречались там либо в мой обеденный перерыв, и тогда она сразу же вела меня на заранее придуманное место для очередного… свидания. Или за ланчем, после окончания рабочего дня в Сити. Тогда мы успевали ещё перекусить вместе.
– Думаю, советник Санду узнал о кавалере дочери от работников «Флоры». Или от кого-то из общих знакомых, случайно заглянувших в кафе, – предположил Шандор, обращаясь к Ла-Кишу.
– Вы дарили мадемуазель Санду какие-нибудь подарки?
– Нет, – тут Тропс снова начал краснеть. Потом взглянул прямо на сюретера, и оба мужчины увидели, что в глазах клерка стоят слёзы. – Однажды я принёс букет цветов, но она только рассмеялась и выбросила его в урну. И сказала, чтобы больше я такими глупостями не занимался. Что она ценит меня не за романтическое сюсюканье, а за…
Клерк замялся, потом то ли крякнул, то ли хрюкнул, и умолк.
– Ясно, – сюретер не спеша встал, прошёлся до стола, налил себе ещё кофе, потом, не спрашивая, разлил остатки кофейника по чашкам Шандора и Тропса. – А вам она ничего не дарила?
– Нет. И я этому только рад!
– В каком смысле? – вскинул брови сыщик.
– В таком, что если бы Эвелина дарила мне какие-то дорогие вещи, у её батюшки был бы лишний повод прикончить меня. Как будто этих поводов и без того недостаточно. И потом, никто не посмеет утверждать, что я встречался с ней с корыстными целями. Моё имя, может быть, и маленькое, но оно честное, и я хочу его таким же сохранить. Даже если меня отправят на виселицу за убийство, которого я не совершал.
– Да не отправят, – угрюмо отмахнулся от него сюретер. Клерк ошарашенно посмотрел на Ла-Киша, но тот уже повернулся к арестанту спиной и снова направился к своему любимому дивану в оконной нише.
– Скажите, а мадемуазель до встречи с вами не ходила куда-нибудь по делам, или за покупками? – поинтересовался Шандор.
– Ходила, – тут же живо откликнулся Тропс. – Два-три раза у неё были с собой какие-то свёрточки. Но я даже не спрашивал, что там.
– Жаль, – донеслось из ниши. Ла-Киш стоял спиной к кабинету и рассматривал крыши за окном.
– Может быть, ещё что-то, господин Тропс? – спросил Лайош. – Что-нибудь, что показалось вам необычным?
– На фоне прочего? – удивлённо уточнил арестант.
– Даже на фоне прочего.
Тропс поразмыслил, потом пожал плечами и сказал:
– Ну, как-то раз она попросила порвать на ней платье.
– Что-что? – Ла-Киш повернулся от окна так резко, что часть кофе расплескалась из его чашки по полу. Клерк инстинктивно вжался в стул, но тут же смущённо выпрямился.
– Порвать платье. Это было дня за три до гибели Эвелины. Мы были на Тюремной Горке, недалеко от того места, где сейчас строят подземную железную дорогу. День выдался сырой, моросил мелкий дождик, и мы оба были в длинных плащах, хотя всё равно промёрзли. Там рядом со стройкой есть несколько домов, которые расселили и будут сносить в следующем году, когда линия пойдёт дальше. Мы зашли в один из них, и всё началось как обычно, а потом она потребовала, чтобы я порвал её платье. Как будто насилую её.