Тень луны
Шрифт:
– Все, хватит, уходите!
– Что тебе принести?
– спросила Лена, он услышал ее голос сквозь какую-то вату. Не сразу понял.
– Ничего ему не надо, все есть, - ответил Денис. Тоже через слой воды. Смешно, будто все они плавали в огромном аквариуме, прямо в одежде. Как рыбы. Нет, рыбы в чешуе, а эти трое - в халатах. А где Стас? Ах, да... Он же умер. А почему жив ты?
– Лена, тебе не идет эта прическа, - с трудом проговорил он, закрывая глаза. И уже не видел, что она, отвернувшись, заплакала и пошла к двери. За ней двинулся и Серж, помахав на всякий случай рукой спящему Игорю.
– Зачем он так?
– спросила в коридоре Лена. Серж, пожав плечами, уселся на принесенный заранее стул. Здесь был его пост - он так решил - и никто бы был не в состоянии сдвинуть Аякса с места. Еще двое ребят дежурили у входа в больницу. Ожидать можно было всякого. А Лена, вздохнув, пошла дальше по коридору, к лестнице. Она тоже очень устала и теперь ей хотелось лишь одного - спать, забыться.
В тот же день явился дознаватель в штатском, врачи разрешили ему короткую беседу, минут на пять. Сержу пришлось смириться с необходимостью, хотя, будь его воля, он бы больше не пустил к Игорю никого.
– Можете говорить?
– спросил дознаватель, присаживаясь на стул, в ногах Кононова. Тот кивнул головой. Говорить он мог: чем скорее отвяжется тем лучше.
Вопросы были стандартные: чем зарабатываете на жизнь? связаны ли с преступными группировками? есть ли враги? кого подозреваете? Но такими же стандартными оказались и ответы: коммерцией; нет; у кого их нет; никого. Удовлетворенный дознаватель, усмехнувшись, закрыл блокнот, пожелал Игорю скорого выздоровления и удалился. Потом заглянул Серж, но Кононов, закрыв глаза, притворился что спит, и тот, смущенно кашлянув, прикрыл дверь. Разговаривать больше ни с кем не хотелось.
В реанимационной палате он пролежал семь дней. Лена появлялась два-три раза в сутки. Затем его перевели в реабилитационное отделение. Тоже отдельное помещение, телевизор, разрешили пользоваться сотовым телефоном. Понемногу он стал возвращаться в себя, к делу. Чаще начали приходить ребята, но вот Лена - напротив - все реже и реже. Иногда ее не было четверо суток. Бориса похоронили достойно, как положено. Оформлялись визы в Швейцарию, куда должен был отбыть через пару месяцев на заключительное лечение Кононов. Но один и тот же вопрос задавали все: Серж, Клим, Большаков, Мишель.
– Что теперь делать?
– Не пороть горячку, - ответил Игорь.
– Разберемся. Дайте время поправиться. Пока ничего не предпринимайте.
Выздоравливал он очень быстро - организм крепкий, все-таки, никогда не курил, почти не пил, на болезни не жаловался. Денис удивлялся, кивая головой:
– Тебя можно использовать в рекламных роликах про здоровый образ жизни: в него всадили сто двадцать пуль, а он бегает. Кстати, возьми на память!
– на протянутой ладони лежал сплющенный, деформированный кусочек свинца.
Игорь подбросил его в воздух, поймал левой рукой. Правая, с пробитой мышечной тканью, еще плохо действовала. Разрабатывал ее специальным комплексом упражнений, Сойдя с велотренажера, Игорь спрятал извлеченную пулю в нагрудный кармашек спортивной куртки. Разве что детям показывать? Если они когда-нибудь появятся Но, судя по всему, в это было трудно поверить. А с Леной происходило что-то непонятное.
– Я не полечу вместе с тобой в Швейцарию, - неожиданно сказала она, за три дня до его окончательной выписки.
– Я еще раньше предупредила Сержа, чтобы на меня визу не оформляли.
– Почему?
– резонно спросил Игорь.
– Мы ведь, вроде, обо всем договорились?
– Нет...
– твердо ответила Лена. И повторила: - Нет. Понимаешь... Дело в том... что я вообще ухожу. Совсем.
– Вот как?
– Да. Я не могу... и не хочу тебя хоронить.
– А ты уверена, что это скоро случится?
– хладнокровно спросил Игорь. Странно, но он воспринял ее слова спокойно, словно давно ждал их и был готов услышать. Может быть, только не сейчас - а потом. Через год, через пять лет.
Лена не стала отвечать. Она лишь улыбнулась и пошла к двери. Но на пороге все-таки задержалась и негромко обронила:
– Ведь между нами никогда не было понимания, не так ли?
И затем ушла. Энергично и яростно сжимая в кулаке ручной эспандер, Игорь произнес вслух, хотя в палате никого не было:
– Ну что ж! По крайней мере, в квартире отныне будет экологически чистая зона.
...На следующий день Кононов обговорил с Мишелем и Большаковым различные вопросы, касающиеся ближайшего будущего. Они оставались "на бригаде", как бы дополняя друг друга. Последняя информация: Крот вошел в связку с Афганцем, а тот негодует, что Игорь не "выдвинул" его на время лечения, считает, что его обошли.
– Будьте предельно внимательны, - сказал напоследок Хмурый.
Через три недели он улетел в Швейцарию. Вместе с ним отбыли Серж, Клим и Валера.
9
Накануне вылета Кононов заехал в Балашиху, к родителям, которых навещал редко, раз в полгода. Отцу под семьдесят, матери чуть меньше. О его ранении они ничего не знали - и слава Богу! Но что они вообще знали о своем сыне? Почти ничего. С юных лет Игорь был замкнутым, сосредоточенным в себе ребенком, не делясь ни с кем своими секретами. "Интроверт" - как определил бы психолог. Из друзей - только живший неподалеку Серега. Обычная школа, однокомнатная квартирка. Что могли дать ему простые, малообразованные люди? Что он видел с детства? Каждодневный труд отца и матери, серые будни, редкие праздники с общим застольем, издерганную шалопаями завуча, соседа-фронтовика, прозябающего в нищете и пьянстве, малолетних одноклассниц, позволяющих трогать себя "по-всякому", бурого от власти участкового, редкие поездки в Москву, где люди, казалось, жили совсем иной, недосягаемой жизнью.
Хорошо, что окончил школу, не попал в тюрьму, даже поступил в институт. Уже одно это было для родителей счастьем. "Выбился в люди!" считали они с тех пор. Но они даже не знали, что он несколько лет крутил баранку простым шофером, а уж что было потом - подавно. Игорь не рассказывал, или уклонялся от ответа, а родители не настаивали. Жив - и ладно. Вот только Лену как-то сразу "не приняли". Слишком красива, изыскана, словно из другого мира. "Изнеженная душа", - говорила о ней мать. "Барышня", - добавлял отец. Что ж, оба они, в общем-то, оказались правы. Сейчас они получали небольшую пенсию, на жизнь едва хватало, хотя Гайдар "со товарищи" и ободрал их в числе других презрительно именуемых им "совков" до последней нитки - почище любого разбойника с большой дороги. Все, что было создано руками этих обыкновенных "совков" перешло в собственность вылупившихся Лозовских и прочих. Вот где настоящие-то преступники. А теперь обобранных вымаривали голодом, холодом и ядовитой ненавистью к ним, льющихся с голубых экранов. Но много ли надо сейчас родителям? Приезжая, Игорь оставлял деньги или продукты, но мать всегда отказывалась: