Тени заезжего балагана
Шрифт:
И вскоре слухи эти достигли ушей самого Итиро Хаяси, главы клана Аосаки.
Якудза явились в порт, когда первые сумерки только опустились на причал, где обычно собирались игроки. Следом за молодым главой шли его ближайшие приближённые — и в их числе был и Ацуси Уэда по прозвищу Безухий. Их знали во всём Ганрю, и Ёсио чёрной завистью завидовал всем, кого привечали эти могущественные люди.
И отчаянно мечтал, что однажды сможет стать такими же, как они. Стать человеком, с которым будут считаться все.
— Так вот о ком ходило столько толков, — проговорил Итиро Хаяси,
В словах якудза не было насмешки. Глубоко посаженные глаза смерили мальчишку пристальным взглядом — Ёсио показалось, что глаза эти видели его насквозь, до самых костей.
— Сыграй-ка со мной, — попросил вдруг Итиро Хаяси.
Таким людям отказывать было нельзя, и потому Ёсио спросил, на что господин Хаяси собирается играть.
— Хм-м. Давай так: если я выиграю, то отдашь мне свою счастливую колоду.
После этих слов руки Ёсио задрожали. Если он останется без карт, то не сможет играть. Конечно, всегда можно было купить новую колоду, но Ёсио не хотел расставаться с той, что у него уже была. Ведь она принадлежала отцу. После долгих рабочих смен он любил расслабиться и поиграть — так потихоньку и сына научил.
Засаленная колода карт и старый отцовский меч — вот всё, что осталось у него от прошлой жизни. Если лишится этих последних вещей, что у него вообще останется?
— А если я выиграю? — осмелился спросить Ёсио.
— Возьму тебя в клан Аосаки, — глаза Итиро Хаяси заблестели в предвкушении игры. — Прямо сразу, без обмана: поедешь в усадьбу Хаяси вместе со мной. Ну, что скажешь?
Конечно, Ёсио согласился. Такой шанс выпадал раз в жизни, и он был бы полным дураком, если бы не воспользовался им.
За игрой наблюдали пришедшие с Итиро Хаяси якудза. И Безухий Уэда особенно пристально переводил взгляд с потрёпанной карточной колоды на сосредоточенное лицо мальчишки, и, казалось, размышлял о чём-то своём, далёком от игры. Ёсио же не смотрел ни на кого, кроме главы клана, но, если бы он всё же бросил один взгляд на Безухого, то, пожалуй, многое смог бы понять уже тогда…
В тот вечер он выиграл, и Итиро Хаяси сдержал своё слово. Ёсио взяли в клан Аосаки, а через пару лет, когда он вступил в одну из банд, сделали первую ирездуми на предплечье правой руки — то была осклабившаяся маска демона-они. Говорили, что демоны эти были самыми мстительными существами: никогда ничего не забывали. Никому не прощали даже самой малой обиды.
Для Ёсио маска эта стала символом мести.
Но доискаться правды о том, кто убил отца, ему удалось лишь через долгие тринадцать лет. По крупице, чтобы раньше времени не спугнуть «добычу», Ёсио вызнавал, кто из клана Аосаки в ту злополучную ночь посылал своих людей к лавке с украшениями, около которой нашли отца. Никому из своих людей Ёсио не доверял поиски: за все эти годы он так и не научился целиком и полностью доверять людям.
Чем крепче становилось влияние в клане «безродного мальчишки Мориты», тем ближе он подбирался к убийце своего отца. Все раскопанные им улики, все поднятые с глубины минувшего следы вели к одному человеку…
И однажды, дождливой ночью, когда Ёсио с Безухим Уэдой остались одни в небольшом кабачке-идзакая,
Уэда всё говорил и говорил, будто не замечая, как с каждым словом всё мрачнее становилось лицо его собеседника. Узнав правду, Ёсио стало горько от того, каким на деле ненадёжным человеком был его отец, связавшийся по дурости с якудза. И теперь, когда Ёсио сам оказался в рядах тех, кто отнимал жизни у таких же безнадёжных должников, он понимал: как только отец пришёл на поклон к клану Аосаки, вся его семья была обречена.
А Уэда, тот самый убийца, которого Ёсио ненавидел столько лет, просто выполнял свою работу. За убийством отца не оказалось никакой личной ненависти, ничего, кроме долга клану, которому Безухий — как и сам Ёсио, — поклялся служить верой и правдой…
— Я ведь знаю, кто ты, — просипел под конец Уэда и опрокинул рюмку сакэ. — У тебя такой же злой взгляд, как у твоего папани.
Ёсио окаменел. У него было ощущение, что Уэда сказал не всё, что хотел — так оно и оказалось.
— Можешь убить меня, только давай не здесь. Трактирщик — мой давний товарищ, который много труда положил на то, чтобы открыть эту идзакая. Если тут кого-нибудь пришьют — о заведении пойдёт дурная слава, и больше никто к нему не придёт.
При других обстоятельствах Ёсио мог бы счесть просьбу Уэды даже трогательной. Но теперь он не чувствовал ничего, кроме пустоты. Столько лет он ждал этого момента, столько раз представлял, как отомстит и, наконец, начнёт жить…
Но этому, похоже, не бывать.
— Я не стану убивать тебя, Безухий, — справившись с охватившим его ступором, проговорил Ёсио. — Но и забыть об этом так просто не смогу, уж не обессудь.
— Да что уж там, — на этот раз Уэда расхохотался в голос. — Будь я на твоём месте, парень, то тоже не стал бы спускать такое с рук…
В ту ночь, когда возвращался к себе на съёмную квартиру, Ёсио с осознал: он столько лет пестовал свою месть, что теперь просто не мог отказаться от неё. Не представлял, как ему дальше жить, пока смерть всей его семьи остаётся неотомщённой.
Даже несмотря на то, что Итиро Хаяси поручил Ёсио управлять игорным домом, который только-только открылся в «Толстом тануки», до Безухого ему было не добраться. Уэда занимал должность вака-гасира — был вторым человеком в клане после самого главы. И после развода с женой должность эта была всем, что осталось у этого человека.
После разговора в идзакая жизнь Безухого больше не интересовала Ёсио. Он решил отнять то, чем Уэда дорожил так же сильно, как Ёсио когда-то дорожил своей семьёй. Должность вака-гасира должна была перейти к нему. И этим вечером Ёсио собирался сделать ещё один шаг на пути к тому, чтобы добиться желаемого.
***
В усадьбе их встретила посеревшая от волнения Томоко. Дежурившая у ворот охрана помогла снять Уми с коня. В дороге она заснула — да так крепко, что даже причитания домоправительницы не смогли потревожить её. Ёсио считал, что это к лучшему. После всего пережитого ей, как никому другому, требовался отдых.