Тени заезжего балагана
Шрифт:
— Она меня вынудила! — голос у Ватанабэ окреп, и Ёсио даже пришлось состроить страшную морду, чтобы тот сбавил тон. — Угрожала мне — я не мог не рассказать! Но я не назвал твоего имени: сказал, что ничего не знаю, и она мне поверила!
— Ой ли, — покачал головой Ёсио. Он сильно сомневался в том, что этому идиоту удалось провести Уми. — Выходит, мои угрозы тебя уже не пугают.
Ватанабэ весь сжался за своей нелепой стойкой, словно надеялся стать меньше и исчезнуть.
— У тебя большие проблемы, друг мой, — заговорил Ёсио, приблизившись
— У тебя тоже, — раздался за спиной смутно знакомый голос.
Ёсио резко повернулся и замер: прямо в лицо ему смотрело дуло револьвера, который держал в руках мальчишка Сибата — тот самый, который вечно таскался за Ивамото и заглядывал ему в рот. Как он выследил его?!
— Какого демона ты здесь забыл? — процедил Ёсио, пальцем отводя дуло от своего лица. Но рука Сибата была тверда, а тёмные глаза горели подозрением.
— Выполняю поручение молодой госпожи Хаяси. Она просила забрать вещи монаха. И услышал ваш прелюбопытный разговор. Как думаешь, Морита, что скажет молодая госпожа, если узнает, что ты предал клан?
Ёсио похолодел. Видит Дракон, он не хотел втягивать Уми в это дерьмо, но теперь не оставалось выбора.
— Она знает, — в эти слова Ёсио постарался вложить всю силу убеждения, на какое только был способен. Сибата поколебался всего на миг — дуло чуть отклонилось в сторону, — но этого хватило, чтобы Ёсио бросился на него и попытался выбить револьвер из рук.
Хватка Сибаты оказалась крепка — револьвер он удержал и пальнул в потолок. Позади за стойкой истошно завопил Ватанабэ. Теперь он распластался на полу, чтобы его не задело случайным выстрелом.
Ёсио и Сибата не обращали на управляющего внимания. Ёсио всё же удалось выбить револьвер у Сибаты, и запнуть его куда подальше. Но Сибату это не огорошило: он тут же ударил Ёсио в скулу, отчего перед глазами заскакали бешеные искры.
— Сволочь, — Ёсио прикусил язык, и сплюнул кровавую слюну. Хотел отпустить парня по-хорошему, но теперь точно всё!
И он снова кинулся на Сибату, но на сей раз не с пустыми руками. В рукаве Ёсио всегда носил небольшой кинжал — на крайний случай. Очевидно, это как раз он и был.
В отличие от мальчишки, Ёсио пережил сражение в балагане, а потом топал на своих двоих чуть ли не через полгорода. Он устал, и потому пропустил момент, когда в руке Сибаты тоже что-то блеснуло.
Ёсио заметил кинжал слишком поздно. Острая боль врезалась под рёбра и почти ослепила.
— Ах ты, — сквозь силу прохрипел он, зажимая ладонью рану. Но сдаваться Ёсио не собирался — только не теперь, когда он был так близко к тому, к чему шёл всю жизнь.
К демону, рана не такая уж глубокая — у мальчишки не хватило сил, чтобы прирезать его на месте, и потому он ещё попрыгает. Он позволил Сибате снова ударить себя — на сей раз в челюсть, — и упал, притворившись, будто ему стало совсем дурно.
— Погоди, — он слабо поднял обагрённую кровью руку. — Твоя взяла.
Глаза Сибаты торжествующе заблестели. Ёсио чувствовал, как
И дождался. Одним быстрым, едва уловимым глазу движением выхватил револьвер из кобуры и взвёл курок.
Но нажать на спусковой крючок Ёсио так и не успел. Переключив всё внимание на Сибату, он совсем позабыл о Ватанабэ. А тот, воспользовавшись моментом, незаметно подкрался сзади и обрушил на голову Ёсио тяжёлую монолитную тушечницу.
И его поглотила тьма.
Эпилог (конец первого тома)
Когда Уми пришла в себя, за окном было темно. Полумрак в комнате разгонял мягкий свет одного единственного бумажного фонарика, стоявшего в ногах. Хотелось пить, и Уми приподнялась на локтях, чтобы дотянуться до пиалы, которую кто-то предусмотрительно оставил на низеньком столике. Тело снова слушалось её, словно всё произошедшее в балагане оказалось лишь дурным сном.
Но навалившаяся следом слабость говорила об обратном. Ничего не привиделось: ни колдовство госпожи Тё, ни крики людей, ни тьма, подступавшая со всех сторон…
Уми отогнула рукав тонкого нижнего кимоно и вгляделась в проклятую метку. Теперь она не пульсировала — словно таившаяся в ней злая магия окончательно угасла. Черты иероглифа «проклятие» всё так же угадывались на коже, но они казались старыми, словно прошло много лет с того дня, как метка впервые проявилась на предплечье.
— Я рад, что ты пришла в себя, — раздался знакомый голос совсем рядом, и Уми, вздрогнув, повернулась в ту сторону, откуда он доносился.
Стоявший в изножье фонарик оказался Бура — тем самым духом, которого Уми по неосмотрительности забрала у каннуси Дзиэна. Нарисованные на рисовой бумаге глазки ёкай внимательно оглядывали её.
— Что ты здесь делаешь?
— О-Кин оставила меня присматривать за тобой, — Бура подскочил поближе, и горевший внутри огонёк заполошно замерцал. — Да и каннуси велел не спускать с тебя глаз. Ведьму из балагана так и не поймали, и она может вернуться в любой момент.
Перед внутренним взором Уми возник силуэт колдуньи: белое одеяние залито кровью, как и маска, черты которой не были такими застывшими, как прежде. Длинным языком она слизывала попавшие на губы ярко алые капли…
Дурнота накатила с новой силой, и Уми тяжело опустилась на футон.
— Сколько я спала?
— Хм, — дух задумался, подсчитывая время. — Тебя принесли вчера вечером. Получается, прошли уже сутки.
Уми не хватило сил даже на то, чтобы удивиться. Никогда прежде она не спала так долго. Теперь ясно, почему у неё был такой упадок сил: она была голодна и истощена колдовством госпожи Тё. Благо, что подвижность и способность говорить снова к ней вернулись — вчера Уми уже начинала опасаться худшего.
— Что со мной было? — Уми устало потёрла виски. — Такое чувство, будто по мне повозка проехалась.