Теория сознательной гармонии
Шрифт:
Вообще я думаю, что есть три даты, которые, если соединить их вместе, дают нам ключ, необходимый при переходе к новой эре. Нынешняя эра была начата вхождением Солнца, представляющего божественность, в Рыбы, и вхождением Земли, представляющей человечество, в Деву; и это подтверждается тем, что Бог, чьим символом была рыба, и его ученики-рыбаки родились среди народа Девы. Вероятно, новая эра будет каким-то образом отмечена вступлением божественности в новую роль Водолея, а человечества – в новую роль Льва. Несомненно, эти две даты – 14 августа 1955 года, когда Солнце и шесть планет сошлись во Льве, и 4 февраля 1962 года, когда Солнце и шесть планет соединятся в Водолее, как-то связаны с началом новых ролей. Также несомненно, что согласование их друг с другом нужно искать именно в равновесии 21 января 1956 года. Если все существующее создано триадами влияний, то разве
16
Конфигурация (астр.) – видимое положение светила (в основном, планеты) на небесной сфере относительно Солнца. – Примеч. пер.
Интересно, что от времени Христа нас отделяет ровно двадцать четыре цикла Урана и двенадцать циклов Нептуна. Произойдет ли это так же, как и раньше, когда новые влияния пришли к людям одновременно двумя путями – с одной стороны механически и разрушительно, а с другой – соединенные с божественным разумом и добром?
27 декабря 1955 года
Поразительно, что ключевое слово «гармония» появляется сейчас везде, бессознательно приходит на ум всем при попытке объяснить то, что же они надеются обрести. Но я чувствую, что мы теперь вряд ли способны исследовать истинный смысл гармонии. Гармония – это не эмоция, не настроение. Это целая наука, которая по какой-то причине получила полное развитие только в области музыки. Наука, психология и даже религия до сих пор едва ее касаются. И я не думаю, что на Востоке существует какое-то лучшее ее понимание, чем на Западе. Вероятно, пассивное отдание себя на волю Бога все еще остается там более привычным, я не знаю. Но даже это – только один аккорд в гармонии всех возможных человеческих отношений и переживаний, создающейся в нашу эпоху.
Я вовсе не низкого мнения о Западе. Приметы новой истины есть везде – в книгах, фильмах, речах. За последние пять или шесть лет настроение невероятно изменилось, как будто идет приготовление к чему-то. Восток кажется мне беспокойнее, потому что он еще не нашел своего способа нового выражения истины. Все лучшее в нем – слишком древнее и инертное, и вряд ли способно выдержать огромное напряжение изменений, темп которых с каждым днем становится все быстрее. Суфийский путь определенно кажется более подходящим для Запада, чем традиции далекого Востока. На рынке он всегда был более у себя дома, чем в ашраме, и это вполне современно. Как прекрасна была бы новая «Месневи», написанная на фоне западных городов, с западными типами и примерами! На могиле Джалаладдина Руми в Конье есть стихотворение, в котором сказано примерно так:
В великой невидимой победе,В могиле, построенной из любви,Под куполом живой зелени,Наш господин спит в вечном бодрствовании.Как бы это подошло к Успенскому!
2 февраля 1956 года
Музыка проникает глубоко в существо человека. Есть музыка, которая идет из другого мира, рассказывая слушателям (а может быть – и самому композитору) о том, что нельзя передать словами.
Дирижер со своей палочкой, оркестранты с инструментами находятся внутри времени, движутся вдоль него. Но очевидно, что великая музыка существует даже тогда, когда никто ее не исполняет. То есть она существует вне времени. Но что такое музыка вне времени? Если нам случается услышать ее, разве она не кажется нам чем-то совершенным, чем-то, что не нуждается ни в каком улучшении, что прекрасно и значительно само по себе?
Я недавно читал об идеях греков о музыке. Они очень интересны. Музыка для них была способом, которым можно было объединить все части организма. Предполагалось, что она содержит три элемента – мелос или мелодия, развивавшаяся в гортани; ритмос, который ощущался в солнечном сплетении; и хармония, которая была связана с восприятием и биением сердца. Эти три элемента, соединяясь различными способами, создавали шесть или семь тональностей, которые были воплощением шести процессов*, изучаемых нами сейчас. Основным инструментом являлась семиструнная лира, где центральная струна представляла Солнце, три верхних – внутренние планеты, а три нижних – три внешние.
Мелос, ритмос и хармония, исполненные на этих семи струнах, создавали истинный образ взаимодействия Закона Трех и Закона Семи*. Это было и остается магией музыки. Понимая это или нет, музыканты имитируют космические законы – и (с их помощью) могут происходить самые необычные вещи.
7 февраля 1956 года
Необходима огромная работа, чтобы вновь придать смысл всем сторонам современной жизни, которые полностью потеряли свое отношение к целому. Нам дан этот особый ключ, и это означает, что мы можем начать создавать в новых областях истинную гармонию – физическую, эмоциональную и интеллектуальную.
1 марта 1956 года
Я всегда люблю представлять себе влияние работы Гурджиева и Успенского в современном мире, влияние на каждую страну и каждую сторону современной жизни через дюжину групп и тысячи самых разных людей. Я думаю, оно намного мощнее, чем мы себе представляем, и работа его – давать пример гармонии. И в этом случае каждая встреча становится важной как доказательство успеха или неудачи этого примера.
Работа
14 марта 1947
При чтении рассказа Стивена Винсента Бенета о первобытном жреце, обнаружившем когда-то в далеком будущем развалины Нью-Йорка, а затем при просмотре обширного обзора Тойнби мировой истории с возвышением и падением двадцати шести цивилизаций, а затем всего лишь открыв газету с текущими новостями – на какой-то момент у меня возникло такое живое ощущение, что постройка нашей цивилизации все больше качается из стороны в сторону, все больше шатается и разваливается, и вот в это самое время, как она разваливается, несколько человек, взобравшиеся на самую ее вершину, вдруг видят потрясающие картины на такой шкале, которая никогда не была доступна до этого – далеко в прошлое, в историю Земли, далеко сквозь звездные туманности, далеко вглубь мельчайшей структуры материи, атомов и молекул. И это не их заслуга – эти секреты открываются им просто потому, что весь мир стоит на краю пропасти; так же как в военное время, когда дом по соседству с вашим разбомблен до основания, вместо грязной стены в двух метрах от окна своей спальни вы вдруг с изумлением видите прекрасный вид на Собор святого Павла, находящийся в нескольких километрах от вашего дома.
Что же в таком случае среди всего этого представляет работа, система*? Которая остается одной и той же в начале эпохи, в ее наивысшей точке и в конце. Которая, по существу, вообще не имеет ничего общего с таким циклом, но показывает путь из него вовне – так сказать, под прямым углом – единственно возможный путь из развалин.
30 июня 1948 года
Слабость предполагает некую соответствующую ей способность, и на каком-то этапе от человека требуется, чтобы он превратил свою слабость в талант. Поскольку у него нет ничего другого, это его единственный шанс стать полезным. Поэтому людям нужно как-то научиться подниматься выше обычных сомнений в самих себе. Озабоченность своей слабостью – это последняя из форм, которую принимает чувство собственной важности. Это красиво звучит, но не дает людям идти дальше – после того, как они успешно преодолели более очевидные препятствия.
Никто не готов; никто никогда не был и не будет готов. Работа есть работа, и с более широкой точки зрения это вопрос лишь того, кто будет пытаться делать то, что требуется. Никакие извинения не принимаются в расчет – если мы верим в притчу о званых на брачный пир.
Август 1948 года
Я уверен, что теперь возможно больше, чем когда-либо прежде – как для работы Успенского в целом и маленьких групп, так и для отдельных людей, которые его помнят и экспериментируют в меру своих сил. Но при условии, что они осознают, что план великой работы уже создан, и наша задача – не изобретать ее, но понимать и продолжать. А для этого нам нужно помнить все – Успенского, его работу, нас самих и нашу связь с этим.