Теория сознательной гармонии
Шрифт:
19 апреля 1951 года
Все, что живет, должно умереть. Все, что умирает, должно родиться вновь.
7 июня 1951 года
Во всей той демонстрации, которая достигла высшей точки в смерти Успенского, самым замечательным, возможно, было то, что никогда ничто негативное не касалось идеи смерти. Я бы хотел суметь передать то понимание, что в отношении к смерти абсолютно не нужен страх,
6 августа 1952 года
Наше понимание смерти ограничено. Как бы ни объясняли смерть, одна возможность в ней не исключает другую. Все теории, которые смог изобрести человек, содержат какой-то элемент истины, но ни одна не является абсолютной истиной. Наша задача заключается в том, чтобы расширять и расширять свой взгляд. Демонстрация смерти Успенского открыла дверь, ведущую к более широкой панораме. И эта дверь по-прежнему открыта.
Сентябрь 1954 года
Конечно, нельзя радоваться тому, что кто-то близкий переходит в вечность – это намного более таинственно, неизвестно и чудесно, чем мы способны себе вообразить. Но это действительно означает новые возможности и новое начало – не исключено, что множество новых начал одновременно.
2 ноября 1955 года
С каждой смертью двери между мирами ненадолго открываются, и люди восприимчивые могут уловить через них какой-то знак.
Новое начало
23 января 1948 года
Начинают разделяться два течения – те, кто видит это новое начало, а в нем совершенно новые возможности большей свободы и индивидуальности; и те, кто думает, что ничего нового показано не было, и хочет навсегда сохранить прежний путь и старый подход к вещам. Так и должно быть. Достаточно прочесть Новый Завет, чтобы увидеть, что так было всегда. И я думаю, что самое важное – это чтобы люди, придерживающиеся этих двух разных взглядов, не боролись и не мешали друг другу, но каждое направление продолжало делать то, что должно делать.
1 мая 1949 года
О последних месяцах Успенского на земле можно рассказать многое. Он вернулся в Англию в январе 1947 года, очень больным человеком, но далеко не сломленным, а наконец-то свободным. Я присоединился к нему в апреле, остановившись в Лине, в его доме в деревне, и мне посчастливилось провести с ним все лето. В марте, апреле и мае он устроил в Лондоне три или четыре больших встречи, на которых говорил совершенно по-новому. Он сказал: «Я отказался от системы»* и не хотел слышать ни о каких ее терминах и теориях, принуждая людей думать о том, что они на самом деле понимают и хотят в своем сердце. Эти встречи сбили с толку некоторых, но произвели совершенно необычайное впечатление на остальных.
Затем он удалился в деревню на весь остаток лета. Он вообще с трудом говорил, даже с людьми, которые ели с ним за одним столом или просто сидели рядом. И все же было ощущение того, что все это какая-то демонстрация, и постепенно установилась атмосфера, которую я вряд ли смог бы описать. Теперь, когда я оглядываюсь назад, это кажется мне самым счастливым и живым периодом моей жизни. Он показал тем нескольким людям, кто были с ним, безо всяких объяснений, что это значит для человека – перейти сознательно в царство духа.
Он сказал, что собирается обратно в Америку 4 сентября, и что нам необходимо сделать все приготовления. Мы так и сделали. В тот день мы приехали в Саутгемптон, погрузили весь багаж на борт и были готовы к отправлению. За несколько часов до отплытия судна Успенский пришел на пристань и очень спокойно сказал: «На этот раз я не еду в Америку». Это было как упражнение «стоп» на шкале всей работы. Остановка была произведена во многих жизнях, личные планы каждого из нас были резко свернуты, и был создан тот просвет в движении времени, куда могло войти нечто совершенно новое.
Затем началось самое поразительное время, совершенно не поддающееся описанию. В последний месяц своей жизни Успенский, ужасно слабый и больной, объехал весь юг Англии по своим знакомым местам, не ложась спать по целым дням, требуя от себя выполнения все более и более невозможных задач. Казалось, его усилия достигли величайшего крещендо, чтобы встретить момент смерти. В это время происходили многие вещи, которые мы называем чудесными. В тот месяц Успенский создал новый путь для своих людей и оплатил их долги. Затем, в самом конце, в одно странное утро он сказал: «Теперь вы должны перестроить все, с самого начала». Он умер 2 октября 1947 года.
За все это время (а затем и после его смерти) мне и многим другим совершенно иначе открылись весь смысл и цель нашей работы. Стало ясно, что до этого мы понимали все необычайно плоско и неполно. Демонстрацией сознательной смерти Успенский как будто показал, что именно в ней находятся все возможности.
Перестройка всего несет в себе огромное множество смыслов. Но в одном из смыслов она виделась необходимым дополнением к его «отказу от системы», который совершился за шесть месяцев до этого. Все должно быть отвергнуто, а затем создано заново – это верно как для отдельного человека, так и для системы в целом.
1 июня 1949 года
Люди начинают чувствовать, что нашим идеям необходимы все возможные средства выражения, и любому человеку нужны его собственные. Конечно, для каждого человека это выглядит так, будто он сам пришел к каким-то выводам, к некому пониманию. Но когда видишь, как многие, многие люди – живущие далеко друг от друга и никак не связанные – приходят к одной и той же точке зрения, то становится ясно, что это определенная фаза работы, некое развертывание того, невидимому началу чего мы стали свидетелями.