Теотль Сухоруков
Шрифт:
— Ложь! — завопил Человек. — Я доверенный слуга истинного Вернувшегося Бога. Я облачён его доверием. А этот калека — богохульник и самозванец! Убейте его немедленно!
Странно, но четланин даже не дрогнул. Только шире улыбнулся.
— Тлакатль! Предатель, пленивший меня! Выходи сюда! Выходи, и мы при свидетельстве солнца в поединке проверим, за чьими словами стоит правда. Посмотрим, чьи руки наполнят силой великие боги, — он вынул из-за пояса крохотный шип агавы. — Возьми любое оружие, а я буду только с этим! Этим шипом я каждый раз проливал свою кровь во славу Чололлана. Но сегодня с радостью
Стража обреченно смотрела на своего предводителя, практически висевшего на плечах слуг. Невооруженным взглядом было видно, что верховному жрецу боги сил особо не дали.
— Жалкий бродяга! — взбесившись, заорал Человек. — Ты просто жалкий раб астеков, которого спасли и приютили из жалости! Ты лизать мои ноги должен из благодарности! Жалкий калека, неспособный позаботиться о себе! Тебе ли говорить о богах: посмотри на свою уродливую руку, боги и так тебя уже наказали!
На миг на подворье повисла тишина.
— Мой путь был тяжел, жрец, — глухо ответил четланин. — Стать богом… это непросто. Но вот про руку мою — это ты зря.
Маленькая скукоженная правая ручечка калеки задергалась и начала подниматься. Тлакатль видел, как тому тяжело, шея четланина вздулась венами. Но на лице он крепко держал дерзкую улыбку. А ручонка с трудом, но поднялась горизонтально… и скрюченные пальцы нацелились на него! На Тлакатля!
Среди сторонников кто-то дико заверещал от восторга.
— Тлакатль-предатель! Сегодня ты умрешь!
Ужас и боль сковали туловище верховного жреца. Он пытался вдохнуть, но спазмы мешали ему сделать это. Цепляясь за слуг (которые в ужасе пытались отойти от него) он сползал на глиняный пол.
В это время рядом с четланином встал воин с разрисованным лицом, не менее рослый и с огромной гривой волос.
— На колени перед Богом! — рявкнул он так, что пролетающие птицы попадали.
Глава 24
Мудрец, художник, чародей
Мы завершали зачистку усадьбы Белой Рыбы. После того, как движение указующего перста сухой руки совпало с приступом люмбаго у Тлакатля (а может, это уже не совпадение?), после того, как Отмеченная Спина гаркнул на толпу смятенных храмовников — сопротивление нам уже не оказывали. Стража покорно складывала оружие, жрецы (за редкими исключениями) простирались ниц, признавая во мне Бога. Тем более, что среди них меня в лицо знали многие. Шикаланки Черного Хвоста принялись разводить всех «по камерам», то есть, по хозпостройкам. Другая половина нового Черного воинства наскоро обыскивала дворец… А я как-то не знал, что мне дальше делать.
Так долго шел к этому моменту, так боялся, что не получится — и даже не задумывался о дальнейшем. Присел на крыльце рядом с похрюкивающим от боли Тлакатлем (его даже охранять никто не стал) и стал растерянно озираться.
— Ненавижу тебя! — сквозь сжатые зубы процедил верховный (или уже нет?) жрец.
Я смотрел на него — и что-то вся злость, накопленная за несколько месяцев, пропала.
— Вочтуиката! — громко окликнул алкозависимого куитлатека, который что-то ловко увязывал в тюки. — Где твоя тыковка?
— Вона! — довольно хлопнул тот по боку.
— Дай-ка!
— Зачем это? — нахмурился Вочтуиката.
— Во славу божью! — засмеялся я. Почему-то мне стало приятно от того, что есть у меня человек, которому жалко делиться с самогонкой с самим Богом.
Уже с фляжкой я подошел к Человеку, не реагируя на его вопли, перевернул его на пузо и задрал одежду. Самогонка, конечно, не «Фастум-гель», но прогреть должно.
— Не стони! — приговаривал я, натирая поясницу. — Тебе и так недолго осталось. Хоть, доживешь по-человечьи.
Вочтуиката с болью в глазах смотрел на нас снизу.
— Даритель! — не выдержал он, когда я начал выплескивать последнее. — Ну, ладно, для тебя… Но на него же — это пустой перевод продукта!
— Жадность — грех, Вочтуиката! — глубокомысленно заявил я, втирая спиртное в болезную спину приговоренного.
Вот за этим непотребством нас всех и застало целое новое войско, «на рысях» ворвавшееся на подворье усадьбы.
Что-то я совсем забыл, что в городе еще тлатоани есть. Воины правителя ворвались в ворота с занесенными маками и топорами, их лица были полны готовности кромсать налево и направо… Похоже, горожане описали им происшествие в красках.
«Какая глупая смерть» — только и успел я подумать, разгибаясь над стонущим жрецом. По счастью, Вочтуиката был одним из старших тренеров чололланского воинства.
— Спокойно, парни! — широко улыбнулся он. — Опустите-ка палки свои! Здесь всё в порядке…
— Может, позволишь мне самому командовать моими воинами, — оборвал его властный недовольный голос.
В окружении роскошных, как подтанцовка Киркорова, воинов в усадьбу вплывал резной паланкин. На нем, твердо сжимая в руках тумбажную секиру, восседал тлатоани. Глаза опытного воинского предводителя уже окинули оценивающе поле возможного побоища, и Ичтакауэка увидел меня на широкой лестнице.
— Что здесь происходит? — стальным голосом спросил правитель, отделяя паузой каждое слово.
Мое почти не потерпевшее потерь малое воинство уже собиралось вокруг Черного Хвоста и Вапачиро, однако, прежнего боевого настроя среди ополченцев не было. Вряд ли они решатся поднять оружие на самого тлатоани. Я не спеша двинулся к паланкину.
— Вочтуиката, — шепнул я куитлатеку, проходя мимо него. — Тихонько подойди к Тлакатлю. Если что пойдет не так — режь его насмерть.
Воин кивнул, стерев улыбку, а я пошел дальше. Воинская элита Чололлана настороженно встретила сухорукого верзилу, однако, высшие командиры узнали меня, шикнули на простых воинов и, склонившись, велели меня пропустить.
— Хочешь узнать, что случилось? — перепросил я у тлатоани. — Что ж, я скажу. После смерти Тлатольчи, новый верховный жрец превратил меня в пленника. Держал в подземелье, не позволял ни с кем встречаться, отбирал все мои послания. Не знаю, что за демон надоумил Тлакатля на это. Мне пришлось потратить несколько месяцев, чтобы справиться с ним. Сегодня он, наконец, получил по заслугам.
Молодой правитель не выказывал никакой реакции на мои слова. Просто сидел и слушал с каменным лицом. Власть меняет… Нет уже прежнего горячего аристократа Ичтакауэки. Только мне не до рефлексии. Ибо я не понимал роль самого тлатоани в моей истории. Равно как и то, зачем он сюда прискакал так резво? Да еще лично!