Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Москва стремительно теряла свой аутентичный дух, своё лицо. Из подлинно русского, советского, постсоветского города она всё больше превращалась в какой-то азиатский футуристический мегаполис, как будто сошедший со страниц киберпанковских комиксов.
Мы быстро поняли, какие опасности таит в себе бесконтрольная застройка. Практически сразу мы начали борьбу.
Недалеко от дедушкиного дома было несколько заброшенных детских садов. Ещё были пустыри. Всё началось с того, что одну из этих заброшек какие-то
новые
Случилось это весной 2012-го. Я сам помню, как в один день появились вагончики строителей и рабочие с бензопилами.
Тот детский садик, который тогда решили застроить, находился прямиком за дедушкиным домом. Это был большой и сильно заросший пустырь, окружённый серым бетонным забором с колючей проволокой. Гдето там, в густых зарослях скрывалось едва заметное теперь полуразрушенное двухэтажное зданьице и какие-то руины игровой площадки.
Деревья почти все за два дня срубили. Зданьице разрушили. Руины уничтожили. Тем же летом там начали возводить какое-то монструозное сооружение.
Это был особняк в псевдоклассическом стиле.
Большой такой домина со светло-голубыми стенами и белыми пилястрами. Строили его долго. Первоначально обещали закончить в ноябре двенадцатого, но в реальности сдали этот долгострой только летом двадцатого года.
Ещё была очень долгая борьба с той жуткой стройкой, которую затеяли на месте одного пустыря. Он тоже находился рядом с дедушкиным домом. Расположился он прямо между стадионом и детской площадкой.
Если кратко, то в двенадцатом году у нас во дворе всё разрыли якобы для того, чтобы заменить коммуникации. Заменяли эти чёртовы коммуникации аккурат до 2017 года.
На пустыре тогда тоже всё разрыли, но туда поставили вагончики для рабочих. Там же разместили строительную технику.
Всё это время чиновники обещали сделать потом на этом месте детскую площадку. По итогу сделали платную парковку.
В двенадцатом, тринадцатом, даже в четырнадцатом году мы с дедом и камрадами регулярно лазили на стройку для того, чтобы портить эту чёртову технику. Один раз, помню, с нами даже Денис Кутузов напросился.
***
Несмотря на все наши сомнительные успехи я очень сильно переживал тогда за левый движ. Он мне казался каким-то уж очень жалким.
Чем больше мы занимались нашими «партизанскими» атаками, тем больше мы разочаровывались в них. В определённый момент, когда разочарование усилилось до предела, мы начали читать.
Очень скоро нам попались работы Александра Тарасова. Они холодным душем прошлись тогда по нашим головам. Мы ведь мечтали о революции со дня на день. Нам больно было читать прекрасно написанные статьи, где аргументированно пояснялось, что до революции ещё далеко, а российские левые в глубоком упадке.
Через некоторое время мы прекратили свои вылазки и всецело ушли в изучение теории.
Глава третья. Зов империи.
Анатолий
Он родился в Вильно в семье офицера-белоэмигранта. Закончил там с серебряной медалью русскую гимназию. В классе у него было всего семь человек, как он отмечал.
Потом его семья репатриировалась, и он поступил в Севастопольскую военно-морскую академию.
Впрочем, жизнь он связал не с морем, а с баллистикой. Поэтому и в академии он занимался не столько морским делом, сколько морской авиацией.
Он рассказывал нам, как ему ещё в конце тридцатых приходилось прыгать с парашютом: как они, курсанты, поднимались на самолёте и их жутко тошнило. Потом надо было открыть дверь и, держась за металлический трос, пешком выйти на крыло. Самолёт мчался при этом на скорости в триста-четыреста километров в час. Потом они прыгали.
Вверху было холодно, и поэтому на курсантах были тёплые куртки-комбинезоны. А вот внизу было тепло: Крым всё же. Приземлялись они обычно в лесах, что росли на склонах крымских гор. Резать стропы парашюта было запрещено: парашют потом складывали. Приходилось иногда по двое суток ждать, когда свои тебя заберут. Некоторые надолго зависали в кронах деревьев.
Анатолий Михайлович рассказывал, как они с сокурсниками ночами организовывали секретные, спрятанные в поросших лесом береговых утесах батареи. Рассказывал, как тёмными южными ночами к берегам Крыма подходили румынские корабли и своими прожекторами выискивали те самые батареи.
Когда он окончил академию, то их выпуск был удостоен приёма в Кремле. Анатолию Михайловичу пожал руку сам Сталин.
Потом была война. Анатолий Михайлович в ней участвовал.
Вскоре после войны он окончил аспирантуру Севастопольской военно-морской академии, защитил диссертацию по баллистике. Текст её до сих пор засекречен.
Он попал в состав проекта разработки первых баллистических ракет, предназначавшихся в том числе и для доставки ядерного оружия. В ходе этой работы он познакомился с Курчатовым. Потом, когда у Астафурова были уже существенные достижения, его и других инженеров свозили на аудиенцию к Сталину. Так Великий Вождь во второй раз пожал руку Анатолию Михайловичу.
Потом Астафуров работал над запуском Гагарина в космос. В ходе этого проекта он познакомился не только с Гагариным, но и с Королёвым.
Потом он много лет преподавал в Академии Генерального штаба. Там он написал ещё одну секретную монографию.
В академии учил он в том числе и министра Шойгу. Тот, по словам Астафурова, учился на тройки.
В 1989-м Анатолий Михайлович ушёл работать в школу. В нашу школу. Точнее, тогда это была школа 1497. Позднее она вошла в «Протон».
Тем не менее, связей с армией Астафуров не разорвал. У него и офицеров было много знакомых, и в Академию он наведывался раз в неделю точно.