Тёплое лето в Бултыхах
Шрифт:
Папа пошел добывать добавку. Я же именинница. А Леник сказал, что я обнаглела от своего дня рождения. Завидует. Вот уже папа гордо возвращается с компотом, и показываю Ленику язык, чтобы не воображал.
Леник смотрит на меня, потом вдруг берет нож.
Не обычный, столовский, которым ничего не разрежешь, а такой…
И смотрит, и лицо у него сразу другое. А мама с папой ничего не замечают, папа про футбол свой, мама сахар мешает. Мама! Мамочка! Не слышит. Шепчу: «Леник, миленький, не надо… Леник, ты же мой родной братик, не надо!..»
…Труп был найден в озере на вторые сутки вначале жертве были нанесены множественные ножевые раны женщина оказала сопротивление затем была утоплена ведется следствие.
— Ген…
Не знаю, сколько спала. Холодно, зубы стучат. И запах крови, не могу. Откуда?
Солнце ушло, все серое. Уже на середине озера.
Краем глаза замечаю, блеснуло что-то на дне лодки.
Нож!
Нож. Нож. Тот самый. Быстро смотрю на Генку. Чтобы он не заметил.
Молчит, смотрит.
Понятно. Господи, какая я дура! Поверила… Кому поверила?
До берега далеко, нет... Схватить нож, броситься на него? Пока не ждет.
Или ждет? Ждет. Главное, не смотреть на него. Не смотреть.
— Гена… Ген!
Молчит. Не смотреть. Только не смотреть.
— Гена, я все поняла. Слышишь, я все поняла.
Молчит.
— Сколько они тебе за меня… А? Говори. Гена, я не виновата. Ну не молчи… Ни в чем! Ни в чем, все пере… проверили. А у меня сын…
Молчит. Или в воду? Не доплыву. Время потянуть! Может лодка… хоть какая-нибудь, Господи!
Нет. Никого.
Чувствую спиной, как он наклоняется.
Все.
— Лен, гляди, какая чайка прикольная!
И наушники из ушей достает.
Улыбается. Один мне протягивает:
— Хочешь? Арс переписал, что ты отобрала. Классные такие… «Ты помнишь, плыли в вышине-е…» Ты, че с тобой? Лена! Лена, ты че?
— Бренди еще хочешь?
Накрыл меня курткой.
Помотала головой. Погладила его щеку:
— Хомяк…
Еще трясет.
Пристроился рядом. Небо в лицо.
— Спинку вот здесь погладь… Да. Нет, выше. Хорошо. Отпускает. Так там еще… в бутылке?
— Ну. Дать?
— Нет, не надо. Не злишься, что их выбросила?
— Наушники?.. Ладно. Старые уже были.
— Ген… Это уже не спинка…
Вода не холодная. Солнце. Пожарная вышка под водой. Все прозрачно, как мягкое стекло. Церковь, луковка в тине, крест, все шевелится. Мелкие рыбы.
Кажется, что внизу идут люди. Гена говорит, только раз в год здесь такая вода.
— Вода, — Генка вытирает меня, волосы, руки, — я читал, она как человек. Чувствует, соображает… Живое существо, короче.
Подгребаем к недостроенной вилле. Крыша в черепице. Окна пустые. По берегу носится овчарка.
— Это Герда, — говорит Гена. — Наши ее иногда подкармливают, а то сдохла бы.
— «Наши»?
— Ну. Серега, Саныч. Спасатели. Ты их тогда видела… Герда! Герда!
Швыряет на берег сверток. Вот откуда кровью воняло, из свертка. Собака бросается к нему, тощая, с отвисшими сосками.
— Подплывем к берегу?
Генка мотает головой:
— Не подпускает. Охраняет. Этот ее олигарх уже два года сидит. Жена, топ-модель местная, уже к другому, а эта сучка все ждет его.
Герда возится со свертком, мотает его по траве.
— А кувшинки при нем тут посадили. Нож дай.
Плеск воды. Плывет рядом, срезает.
— На, держи…
Мокрые желтые цветы. Мокрая рыжая шерсть на Генкиной груди.
— Ген, не надо желтые.
— Почему?
Кладет мне на колени еще порцию, с них капает.
— Потому что.
Притягиваю его мокрую голову к себе.
Леник стоит на берегу, губы сжаты.
«Ты где была?»
«На катамаране… Потом на речке.»
«Почему не предупредила?!»
«Потому что я сказала, что на озеро.»
«На озеро! Мы весь пляж уже…»
«Я не одна была, я со взрослыми, меня твой друг покатал, мы тебя тоже хотели взять, а тебя не было!»
«Пошли! Отцу это расскажешь.»
«Так нечестно! Тебя Данилов катал, а меня нельзя?»
«Пока ты там каталась, человек утонул! На моторке.»
«Не каталась я ни на какой моторке! Отпусти.»
«А нам сказали, что тебя там видели, там ребенок был!»
Мы идем по пляжу. На нас все смотрят. Вылезает из воды музорганизатор: «Нашли?».
«Видишь? Перед всеми нас опозорила.»
«Леник… Пожалуйста, скажи, что я сама нашлась! Что сама!»
В соснах белеет «скорая помощь». Вокруг нее люди. В машину затаскивают носилки. Мы останавливаемся.