Тёплое лето в Бултыхах
Шрифт:
Спустилась в тренажерку. Раз-два, раз-два. Как Лешку загнать сюда? Соплей растет.
А я — каждое утро. Чтоб к сорока в тумбочку не превратиться, как мама, давно, кстати, ей не звонила.
Ходьба на месте. Бег на месте. Снова ходьба на месте. Уф! Попа устала.
Снова душ. Контрастный. У! А!
Ха-ла-тик. Вот так.
И наверх.
Когда уже этот ремонт
Кофе! Кофе!
Какой будем сегодня? Нет, капучино у нас был вчера.
Лешка выползает на кухню. Лохматый, опухший.
Доброго утра от их величества не услышишь.
«Ты еще долго тут? Мне плита нужна!»
«Иди пока умойся, плита».
«А можно отвечать на вопросы нормально?»
Уходит. Плита ему, блин. Сейчас еще бум-бум врубит.
Нет, тихо. Умывается? Как же! В зомби свои засел.
Сегодня мы будем варить в турке.
Когда это происходит? Наверное, когда ставлю турку на самый маленький красный кружок. Плита новая, чистенькая, поцеловать хочется.
В бассейне полно народу. «Группа здоровья». Утренний абонемент со скидкой. Плюс жара. Купальные шапочки. Розовые, синенькие, белые. Без шапочек не пускают. «Мама, посмотри, как я ныряю!»
Звук взрыва.
Кто-то говорил, что слышал взрыв. Следаки вначале будут это копать.
Звук. Сильный. Глыба потолка отделяется и... как в замедленной съемке.
Кофе закипает.
Бросаем гвоздику. Вот так. Немного соли. Немного сахарку. Слышали еще рецепт — обмазать перед варкой турку зубцом чеснока. Надо попробовать. Правда, пальцы будут вонять. Ай-ай-ай! Чуть не выбежало. Ставлю рядом, пусть слегка осядет. Потом снова на плиту. Так вкуснее.
Мобильник был отключен.
Узнала днем, когда примчался зеленый Саныч: «Сидишь? Телек включай!»
Фрагмент купола. Моего купола. Купола, который я строила.
Стояли перед телевизором.
На экране бегают люди. Камера лезла к самому бассейну. Красная вода, ошметки конструкций. «Идут спасательные работы».
Сюжет кончился, пошли другие новости. Мы все еще стоим.
Отыскала на кресле пульт. Нажала.
Все исчезло.
«Шестьсот восемьдесят девять», — сказала женщина.
«Не квакай», — сказал мужчина.
«Я не квакаю. Я говорю. Шестьсот восемьдесят девять».
«Нет,
Они прошли.
Мы с Лешкой снова стоим у нашего прежнего подъезда.
Коттедж продала, надо же на что-то жить. «Аркадию» тоже пришлось. И заказов полгода никаких. Одна мелочь. Хоть фирму закрывай. Не дождутся.
«Как ты стоишь? Не сутулься!» — говорю Лешке.
С мамой на скамейке-качелях. Туда-сюда. Туда. Сюда.
Вечер, солнце за озером. Мамочка какую-то очередную хрень вяжет.
Из главного корпуса доносится свадьба. Бум-бум. Где зимний сад. Бум-бум. Бум.
Днем приехала черная кишка, выполз жених. Куча теток с ногами из фильма ужасов, все в мини.
Качели. Туда-сюда. Солнце почти село.
Из зала голос ведущей:
— А вот и наша невеста! Плечики творожные — ручки пирожные!
Туда-сюда.
— Что смеешься? — мама достает пакет.
— Паука вспомнила.
— Какого?
— В то лето. Что в нос паук заползет во сне.
Мама не слушает. Думает о чем-то.
Складывает свое барахло в пакет:
— Ну что, наигрались там в шахматы?
Идем за папой с Леником. Шахматы те же, что и тогда. Кажутся сейчас меньше. И пешки одной нет, вместо нее баклажка от шампуня.
— А вот и наш жених! Семье — добытчик, жене — не обидчик! Похлопаем жениху!
Бум-бум. Бум.
Саныча нашли в ванной.
Жена с дачи, а дверь взломана. Через неделю после моей двери. Пролежал в ванне дня два. Коваленок сказал, сперва тяжелым, потом утопили. Недавно ванну новую поставил фильдеперсовую, гордый ходил.
«У вас с ним ничего не было?»
Коваленок подвозит меня с кладбища. Я тогда неделю не могла за руль сесть.
«А почему у нас должно было что-то быть? У него своя Света, моложе меня».
Поглядываю в зеркальце. Ну и рожа у тебя, Шарапов. Все, надо выходить из штопора, подкраситься.
«У меня принцип, — говорю. — Женатых не трогать».
Коваленок щурится на солнце. Надевает черные очки.
Мамочка о чем-то разговаривает на берегу с папой.
«Мама, я ныряю, смотри!»
И ныряю. Я под водой! Рядом опускается Леник.