Тёплое лето в Бултыхах
Шрифт:
«Папа, смотри, по мне мурашик ползет!»
Папа из-за газеты: «Убей».
Убивать не хотелось. Хотелось, чтобы на него посмотрели. То есть, на меня. Он же по мне ползет. Мамочка вылезла из воды: «Холодно сегодня». Вся в каплях и мурашках, и водой пахнет. Подошла к папе, легла рядом. Папа отложил газеты, подпер голову ладонью. Какой он красивый, когда газеты не читает.
«А где котлетки?» — спрашивает мамочка.
Папа
«Окунешься еще, Станиславыч?»
«Потом», — папа погладил маму по мокрым волосам.
Когда мама их намочит, они вьются, как вьюнок.
Мама пошла в кусты доставать котлеты. Главное, чтобы не укололась!
На песке рядом след от ее купальника.
Я хотела рассказать ей про муравья, но он уполз. Всю себя обсмотрела, даже пятку проверила.
«Мам, котлету дай!» — спускается с валунов Леник.
Ему одиннадцать лет, и он все время голодный. Вчера после зарядки он показывал бицепсы и заставлял трогать.
— Дожидаются вас!
Кто, где?
— В Храме Воздуха. Приезжая.
Стою, в висках стучит. Что делать, поперлась в Храм.
Здр-р-авствуйте, я ваша тетя! Сидит!
Сумку обхватила, волосы в пучок, очочки эти ее.
— Ты, Леночка, прости! Не выдержала я!
Ну, все. Раз «Леночка», значит, сейчас гадость какая-нибудь.
— Верни его мне!
Молчу. На пол смотрю.
— Ничего у меня кроме него, нет! И если…
Срач в беседке. Вчера был пикник, бабы полночи песни орали, колбаса под скамейкой и огурец.
А наш монолог все длится.
Верни, верни. Его, его.
Слушаю, огурец пинаю.
Когда-то я это выдерживала. Почти полгода у нее жила, когда из дома ушла.
Нет, мы уже не плачем. И не рыдаем. Слезки вытерли, перешли к оплате за электричество.
— Ада Сергеевна!
Она не слышит, у нее еще трубы текут. Что? Да, о болезнях-то мы не поговорили! Теперь о болезнях. Болезни. Там, тут и поясничка на погодку.
— Ада Сергеевна! — дубль два. — Вы сюда на поезде, прямо двое суток ехали?
— А на чем же еще, дорогой ты мой человек? Машин-то у меня нет… Где он?
— В город на экскурсию уехали.
Сочиняю по ходу пьесы. Что делать! Так я папу на тарелочке ей и принесла.
— А когда приедет? Я готова ждать.
— Не надо, Ада Сергеевна. Вы и так нарушили условие.
Солнце выглядывает. Пинаю огурец.
Достаю из сумки пачку. Хорошо, догадалась захватить. Зная целевую группу.
Ада Сергеевна смотрит красными глазами на пачку.
— Мне на него бы только издали… У меня такие предчувствия были. Даже не представляешь!
— Он вас постоянно вспоминает, — отсчитываю купюры. — Пятнадцать, шестнадцать…
— Мне еще билетик пришлось брать с переплатой, и лекарство ему привезла. И вот, подожди, шарфик. Потрогай, какой приятный. Нежный, правда?
Да, очень, очень приятный, повеситься на таком хорошо. Девятнадцать, двадцать.
— Прости меня, не усидела дома, — прячет деньги. — Представила себе, как он тут, без меня. Предчувствия. Две ночи не спала, такие сны были.
Обнимает меня. Целую желтую, невкусную щеку. Жалко ее. И папе тоже ее жалко. На жалости у них все и держится. На соплях вот этих, хоть бы высморкалась.
— А знаешь, Леночка, тебе бы хорошо заняться йогой. Она все снимает.
Отвела ее до автостанции. Лучше бы до вокзала, а то еще слезет и опять со своими предчувствиями припрется. Но до вокзала не могла, в четыре с Леником идем в лес за грибами. А Гену пока отправила в отпуск. Отдохните, товарищ мачо.
После обеда мама с папой пошли на рынок. Мы с Леником в карты, нам без взрослых карты не разрешали, но мы просто играли, если просто, то можно же. Потом Леник сказал, что они ему надоели и предложил играть в новое:
«Давай, ты будешь мама, я — папа».
«Как в дочки-матери?»
«Нет, по-настоящему играть, как в жизни. Я — папа, муж, а ты — жена».
Я спросила, почему не наоборот, я ведь похожа на папу, и вообще папина дочка. А он на маму, и волосы мамины, вьются, когда водой намочит.
Леник сказал, что важно не кто похож, а кто будущий мужчина:
«Ты не можешь стать папой, даже когда совсем вырастешь. Даже если очень захочешь».
Странно, мне казалось, когда вырасту, я стану старой и скоро умру, как баба Лида. И все будут плакать, кушать рис с изюмом и песни вокруг меня петь. А про детей еще не думала, еще дети какие-то.
«Когда я вырасту, детей уже не будет, а будет… коммунизм… Ну давай
еще в карты!»