Терапия

Лодж Дэвид

Ароматерапия сегодня днем с Дадли. Дадли Нейл-Хатчинсон, если полностью. Он немного смахивает на хиппи Литтона Стрэчи — высокий, тщедушный, с длинной густой курчавой бородой, которая словно приросла к его большим круглым очкам в стальной оправе. Он носит джинсы, парусиновые туфли на толстой каучуковой подошве, рубашки с набивным этническим рисунком и жилеты из оксфамовских магазинов. Бороду он засовывает в вырез жилета, чтобы не щекотала пациентов во время массажа. Принимает он у себя — квартира с тремя спальнями в современном коттедже на две семьи, рядом — аэропорт. Окна с тройными стеклами для защита от шума взлетающих и садящихся самолетов. Иногда, лежа ничком на массажном столе, чувствуешь, как над тобой проплывает тень, и если успеешь быстро поднять глаза, то увидишь огромный самолет, беззвучно скользящий над крышами так близко, что можно разглядеть белые лица пассажиров в иллюминаторах. Поначалу это очень пугает. Два утра в неделю Дадли принимает в Клинике здоровья, но я предпочитаю приезжать к нему домой,

не хочу, чтобы мисс By узнала, что я прибегаю и к акупунктуре, и к ароматерапии. Она столь чувствительна, что может посчитать это проявлением недоверия к ее способностям. Я так и представляю себе, как сталкиваюсь с ней в дверях, выходя после сеанса от Дадли, и вижу обиженный взгляд ее темно-карих глаз, полный невысказанного упрека. Мисс By не знает и про Александру. Александра знает о мисс By, но не знает о Дадли. Я не сказал ей не потому, что она могла бы воспринять это как угрозу себе, скорее, она разочаровалась бы во мне. Она уважает иглоукалывание, но не думаю, чтобы это распространялось и на ароматерапию.

Вывела меня на нее Джун Мейфилд. Она работает в «Хартленде» гримером и во время записей «Соседей» сидит за кулисами, готовая в случае необходимости метнуться на площадку и подправить прическу Дебби или попудрить носы актерам, если они начнут у них блестеть в свете ламп. Как-то раз я болтал с ней в столовой, и она сказала, что ароматерапия изменила ее жизнь, излечив от мигреней, которые годами отравляли ей существование. Она дала мне визитку Дадли, и я решил попробовать. Я как раз оставил йогу из-за Патологии Неизвестного Происхождения, поэтому в моем терапевтическом расписании образовалось окно. Раз в Две недели я ходил к мисс Флинн, семидесятипятилетней даме с необыкновенно подвижными суставами, которая обучает пранаяма-йоге. Тут не надо стоять часами на голове или завязываться в узлы, которые можно развязать только в отделении «скорой помощи». В основном она занимается дыханием и расслаблением, но позу лотоса или хотя бы полулотоса выполнять полагалось, чего, по мнению мисс Флинн, мне, пока болит колено, делать не стоило, поэтому я это бросил. Честно говоря, я все равно не слишком преуспевал в йоге. Мне так и не удалось уловить ту «ускользающую секунду», которая является едва ли не главной частью занятий, когда вы должны очистить свой мозг и вообще ни о чем не думать. Мисс Флинн пыталась научить меня мысленной процедуре, с помощью которой вы очищаете свой мозг сначала от мыслей о работе, затем от мыслей о семье и друзьях, затем от мыслей о себе. Дальше первой ступени я так никогда и не продвинулся. Как только я произносил про себя слово «работа», в голове у меня начинали крутиться мысли о поправках к сценарию, проблемах с подбором актеров и количестве зрителей. Я начал дергаться по поводу работы, чего раньше у меня никогда не было.

С ароматерапией легче. Вы просто лежите, и вас массируют с так называемыми эфирными маслами. Стоящая за этим теория проста — возможно, даже слишком проста. Дадли разъяснил ее мне во время нашего первого сеанса.

— Если вы ушиблись, какова ваша инстинктивная реакция? Вы трете ушибленное место, верно?

Я спросил, как потереть мозги.

Он ответил:

— А вот тут-то и вступают эфирные масла.

Ароматерапевты считают, что, проникая через кожу, масла попадают в кровоток и таким образом воздействуют на мозг. А также, что вдыхание определенных ароматов оказывает стимулирующее или успокаивающее действие на нервную систему, в зависимости от того, какое масло вы используете. В ароматерапии есть возбуждающие и успокаивающие средства, свои «высокие ноты» и «басы», как они их называют. По словам Дадли, это очень древняя форма медицины, ее применяли в Китае и Египте тысячелетия назад. Но, как и все остальное, сегодня она компьютеризирована. Придя к Дадли, я перечисляю свои симптомы, он вносит их в лично им разработанную программу для ароматерапии, которая называется «ФУ» (допустим, я это придумал, название файла «АТП»), нажимает на клавишу, и компьютер выдает список рекомендуемых масел — можжевельник, жасмин, мята, да все что угодно. Затем Дадли дает мне их понюхать и составляет смесь из тех, что понравились мне больше всего, используя в качестве «масла-носителя» растительное масло.

Дадли, в отличие от мисс By, я могу сказать о сексе, поэтому, когда он спросил меня о самочувствии с нашей прошлой встречи, я упомянул о проблеме с эякуляцией. Он сказал, что способность осуществлять половой акт без эякуляции высоко ценилась восточными мистиками. Я ответил — да на здоровье. Дадли несколько секунд постучал немного по клавишам компьютера и предложил мне бергамот, иланг-иланг и розовое масло.

— Разве в прошлый раз ты не давал мне розу от депрессии? — с ноткой подозрения в голосе спросил я.

— Это очень многофункциональное масло, — вежливо ответил Дадли. — Его применяют как при депрессии, так и при импотенции и фригидности. При скорби и менопаузе.

Я спросил, входит ли сюда менопауза у мужчин, и он засмеялся, но ничего не ответил.

Суббота, 27 фев.Что ж, помогло до известной степени. Вчера вечером мы занимались любовью, и я кончил. Не думаю, что и Салли кончила, но она и так была не настроена и, казалось, удивилась, когда

я предложил ей заняться сексом. Не буду утверждать, что у меня земля закачалась под ногами, но эякуляция по крайней мере была. Значит, испытанное розовое масло не подвело в том, что касается импотенции. Но не в отношении депрессии, скорби и мужской менопаузы. Я проснулся в 3.05 — мысли в мозгу вращались, как бетон в бетономешалке, и тревоги походили на острую щебенку в общей серой массе Страха. Оставшиеся несколько часов я провел в полудреме, то словно куда-то проваливаясь, то снова пробуждаясь с ускользающим ощущением, что мне снился сон и я не в состоянии его вспомнить. Мои сны, как серебристые рыбки: я ловлю их за хвост, но они выскальзывают из рук и, извиваясь, уходят в темную глубину. Я просыпаюсь, хватая ртом воздух, с колотящимся сердцем, как поднявшийся на поверхность ныряльщик. В конце концов я проглотил снотворное и погрузился в тяжелый сон без сновидений, от которого очнулся в пустой постели в девять тридцать, мрачный, с пересохшим ртом.

Салли оставила записку, что уехала в Сенсбери. У меня тоже оставались кое-какие дела, и я отправился на Хай-стрит. Стоя в очереди на почте и мучась нетерпением, я вдруг услышал у своего плеча женский голос:

— Совсем невмоготу?

Я обернулся, думая, что она обращается ко мне, но это мать разговаривала с маленьким мальчиком.

— Может, подождешь до дома? — спросила она. Малыш с несчастным видом покачал головой и свел коленки.

Позднее.А мне давно уже все невмоготу настолько, что я даже снова заглянул в старика Кьеркегора, и на этот раз мне повезло больше. Я пролистал «Или — или», потому что меня заинтриговало название. Два толстенных тома, очень беспорядочно написанные, жуткая мешанина из эссе, рассказов, писем и т. п. от лица двух вымышленных персонажей, А. и Б., изданная третьим, по имени Виктор Эремит, — видимо, все это псевдонимы Кьеркегора. Мое внимание особенно привлек короткий фрагмент в первом томе, который назывался «Самый несчастный человек». Читая его, я испытывал то же самое, что и в тот раз, когда впервые увидел названия книг Кьеркегора: он говорит именно обо мне.

Согласно К., несчастный человек «всегда для себя отсутствует, его никогда для себя нет». Моей первой реакцией было: нет, неправда, Сёрен, старина, — я никогда не перестаю думать о себе, вот в чем беда. Но потом я подумал, что думать о себе — не то же, что присутствовать для себя. Салли для себя присутствует, потому что она воспринимает себя как нечто само собой разумеющееся, она никогда в себе не сомневается, во всяком случае недолго. Она совпадаетс собой. Тогда как я похож на персонаж дешевых комиксов, тех, где цвет не всегда совпадает с контуром рисунка: между ними получается разрыв или наложение, некая размытость. Это и есть я: Несчастный Ник с торчащим синим подбородком, который не совсем совпадает со своим контуром.

Кьеркегор объясняет, что несчастного человека никогда нет для себя потому, что он всегда живет в прошлом или в будущем. Он всегда или надеется, или вспоминает. Или думает, что дела шли лучше в прошлом, или надеется, что они пойдут лучше в будущем, но сейчасони всегда плохи. Это простая, заурядная несчастность. Но несчастный человек «в более строгом смысле» не присутствует для себя даже в своих воспоминаниях и надеждах. Кьеркегор приводит в пример человека, который с тоской оглядывается на радости детства, которых на самом деле не испытал (возможно, он имел в виду себя). Точно так же «несчастный надеющийся» никогда не присутствует для себя в своих надеждах по причинам, которые были мне неясны, пока я не дошел до следующего места: «Несчастные индивидуумы, которые надеются, никогда не испытывают такой же боли, как те, которые помнят. Надеющиеся индивидуумы всегда испытывают разочарование, доставляющее им большее удовольствие».

Я точно знаю, что он подразумевает под «разочарованием, доставляющим большее удовольствие». Например, я волнуюсь, какое принять решение, потому что пытаюсь защититься от дурного оборота дел. Я надеюсь,что все будет хорошо, но, если действительно все складывается хорошо, я этого почти не замечаю, потому что сделал себя несчастным, воображая, как все будет плохо; а если дело оборачивается плохо по каким-то непредвиденным причинам (как, например, четырнадцатый пункт в контракте с «Хартлендом»), это только подтверждает мое внутреннее убеждение, что худшие несчастья — неожиданны. Если вы несчастный надеющийся, вы на самом деле не верите, что в будущем дела пойдут лучше (потому что если поверите, то перестанете быть несчастным). Что означает — когда они не идут лучше, это доказывает, что вы все время были правы. Вот поэтому ваше разочарование и доставляет вам большее удовольствие. Классно, да?

Меня также преследует чувство, что в прошлом все было лучше: когда-то я, видимо, был счастлив, иначе откуда бы я знал, что несчастен сейчас, но где-то по пути я это ощущение потерял, растранжирил, позволил ему уйти, хотя живет оно во мне лишь в мимолетных воспоминаниях, таких, как финальный матч Кубка мира 1966 года. Возможно, однако, я обманываю себя и на самом деле я всегда был несчастен, потому что всегда был несчастным надеющимся. Что парадоксальным образом делает меня и несчастным вспоминающим.