Терновая крепость
Шрифт:
Но вот каркнула ворона, и Дюла забыл про поезд, который когда еще доберется сюда до их маленькой станции.
А вороны стаями летели на свои облюбованные деревья; впереди старые вороны, позади птенцы.
— Корвус корникс, — пробормотал Дюла их латинское наименование. — Серые вороны. Надо будет обязательно выпросить у дяди Иштвана книгу Ловаши. А потом схожу как-нибудь в музей. Не пора ли нам кончать удить, а Кряж?
Кряж замахал рукой, показывая, что у него клюет. От волнения он даже снял шляпу, потом подсек и наконец, правда, не без труда, завел рыбу в садок.
— Судак! Поймался на мотыля! Килограмма на полтора. Дюла собрал свою удочку. Он был рад полуторакилограммовому судаку, однако, взглянув на рыбу поближе, как бы между прочим заметил, что вряд ли в ней будет столько.
— Вот увидишь.
— А что мне видеть? Весов у нас нет, но дядя Герге скажет тебе с точностью до десяти граммов.
Матула тоже обрадовался судаку.
— Неплохой судачок, — сказал он, а когда ребята вывалили содержимое сети на траву, добавил — Полкило в нем будет, не меньше.
Кряж немного обиделся и молча натянул шляпу для дальнейшей просушки. Немного погодя он, правда, заметил, что ему рыба показалась более тяжелой.
— Может, и показалось, только что тяжелыне она от этого не станет, и не беда, зато вкус у судака лучше некуда.
И Кряж смирился.
Ужин и вправду получился отличный. Жареная рыба «а-ля Матула» очень всем понравилась, включая, разумеется, и Серку, готового чуть ли не вылизать стол.
— Серка! — прикрикнул старик, и пес тут же отошел от стола, уловив в голосе Матулы не только осуждение, но и угрозу. — Смотри у меня!
Потом они сидели у костра. Вокруг сгущались вечерние сумерки, и мысли их словно уносились вместе с искрами костра.
— Ну вот и кончился день, — проговорил наконец Матула. — Что вы собираетесь делать завтра?
— Я бы хотел показать Беле Терновую крепость. Жаль, что нет у нас лопаты и кирки, а то бы мы попробовали откопать старую стену. Может, нашли бы что-нибудь.
— Ну, это навряд ли, — сказал старик, попыхивая трубкой. — А лопаты есть на насосной станции. Ключ у меня.
Дюле даже показалось, что костер разгорелся ярче.
— А вы не покажете, дядя Герге, где нужно копать?
— Покажу. Только с вами не останусь. У меня дела есть.
— Хорошо бы найти клад, мешочек золота, — мечтательно промолвил Кряж.
— Коли старая монетка попадется— и то хорошо, а что до золота и мешочка — вряд ли, — отозвался Матула.
И ребята тут же размечтались о всяческих заманчивых возможностях. Во сне они всю ночь бродили меж древних стен, спускались в подземелья и таинственные казематы. Однако наутро уже ничего не помнили о своих ночных приключениях.
— Можно добраться туда и на лодке, — задумчиво проговорил Матула. — Сначала мы захватим инструмент, а потом прямо туда. Ежели пешком, то все равно раньше не доберемся. Возьмите с собой что-нибудь перекусить, куртки захватите. И поторапливайтесь, а то солнце уже припекает.
Это было, конечно, преувеличением, но Дюла уже привык, что день для Матулы начинается, едва диск солнца выглянет из-за Шомодьских гор. Вечерняя же заря, хотя и не с такой определенностью, означала для старика наступление ночи.
Греб Кряж, и Матула заметил, что сила у него есть, но только расходуется она не на лодку, а вся уходит в воду.
— Ну да ничего, — добавил он. — Научишься и ты. Вот Дюла уже почти научился. Почти уже… Дай-ка весло, Кряж. — Тут старик виновато взглянул на мальчика. — Дюла все время тебя так называет. А знаешь, Бела, у меня в детстве тоже было прозвище: «Матиська». Я, видишь ли, малость шепелявил и небольшую мотыжку называл матиськой. Можешь звать меня так, если хочешь.
Кряж ничего не ответил, только облизнул уголки рта. Матула греб так, что лодка неслась по воде, словно стрекоза по воздуху, только гораздо ровнее.
Солнце уже оторвалось от земли, но все еще оставалось пурпурным, его лучи окрасили в багрянец старые деревья Терновой крепости. Ребята вытащили лодку на берег и привязали. Матула пошел вперед. Когда они вышли на лесной холм, он остановился.
— Взгляни-ка, Кряж, на этот дуб!
В лесу было тихо, как в большой пустой церкви.
Прошлогодняя листва заглушала их шаги; сквозь редкие просветы в густой листве лилось червонное золото солнечного сияния.
Они шли медленно, не разговаривая, потому что в воздухе словно колыхалось чистое дыхание пробуждающегося дня, и даже стук дятла о кору, казалось, не нарушал тишины.
— Вот, пожалуй, здесь. — Матула остановился там, где они в прошлый раз обедали. — Вот здесь была стена. Дай-ка кирку, Дюла.
Матула вонзил ее в землю и срезал плотный слой дерна. Потом начал копать. Вскоре лопата звякнула, ударившись обо что-то.
— Камень! Вот и стена!
— Она, — кивнул старик. — Я же говорил, что она должна быть где-то здесь.
От перевернутой земли пахнуло такой странной затхлостью, словно из норы или дупла. Через час отчетливо обозначилась серая каменная кладка. Матула не копал вглубь: вспарывая дерн, он лишь продвигался вперед, за ним работали лопатами ребята, и теперь уже в черном перегное ясно определились контуры стены.
Матула отложил кирку.
— Ну, теперь видите, а? Вот и поработайте. Я вернусь домой этак часика в два. Об обеде не беспокойтесь. Ну, а коли золото найдете, вот рюкзак..
— А почему бы и нет, дядя Герге?
— У этих бедняков и железа-то не было, не то что золота. Они ведь из-за того и дрались, что кто-то постоянно вывозил отсюда все. То татары, то турки, то немцы, чтоб им пусто было! Правда, и мы сами в том виноваты. Вот, ройте здесь, рядом со стеной. — И Матула ткнул киркой в землю, так что та даже содрогнулась, словно подтверждая слова старика.