Терновая крепость
Шрифт:
— У тебя что, нет шляпы?
— Есть, но я не ношу, — с гордостью ответил Кряж.
— Весьма глупо, что вы не берете с собой шляп, хотя бы в рюкзаке.
— Так она же сомнется. А у меня совсем новая, охотничья шляпа!
— Ну понятно. Зато сейчас у тебя такая голова, что противно смотреть. Та-ак… Скажи: «А-а!»
— А-а-а!
— Шире, пожалуйста!
Кряж сумел выдавить из себя только хриплое «а», и доктор объявил:
— Этот тоже простужен. Ну, мы можем идти, Иштван.
Когда они пришли в контору и сели, Иштван взглянул на доктора:
— Ну что скажешь?
— У гостя ничего особенного, а вот племянничек твой мне не нравится, особенно его легкие. Как бы дело не кончилось пневмонией.
— Не пугай, а то меня хватит удар.
— Конечно, хватит, но только через пару лет, не раньше. А пока…
— Пока…
— Нужно срочно послать в аптеку за пенициллином, потому что у меня кончился.
— Пиши рецепт.
Когда чуть позже Кряж выглянул в окно, он увидел, как по двору проскакал всадник.
— Слушай, Дюла, а они не сказали, что нам можно вставать? Как ты думаешь?
Однако Дюла ничего не думал, потому что снова впал в полузабытье. Вместо него подала голос тетушка Нанчи, вошедшая в комнату с огромным подносом.
— Вы же умрете с голоду, бедные мои детки.
— А нам нельзя вставать? — спросил Кряж.
— Ни в коем случае!
Дюла улыбнулся пересохшими губами.
— А я ни вставать, ни есть не хочу.
— У тебя, дитятко, ко всему прочему, и желудок испорчен. Тебе я ничего и не дам, только кофе с молоком и хлеб с маслом. Доктор так велел. А Кряж может есть что хочет. У тебя жар, Дюла?
— Доктор не сказал, а градусник унесли.
— Бог ты мой! — заволновалась старушка, которая хотя и не знала истины, но чувствовала, что дело плохо, а потому не отваживалась лечить мальчика своими чудодейственными снадобьями.
— Ну, ешьте, ешьте, а потом я пущу к вам этого старого разбойника — он тоже еще не завтракал, только что пришел из своего камышиного царства. Говорит, никто не виноват, что вы простыли, потому что на новую беду и на старые развалины не сыскать хозяина.
Плотовщик почти не прикоснулся к еде, зато Кряж наелся до отвала. Друзья то и дело поглядывали на дверь, с нетерпением ожидая Матулу, точно они целый год не виделись.
Но вот раздался стук в дверь.
— Я же сказал, что приду, — проговорил старик. — Я и рыбу принес для Нанчи. Такую рыбу и больным есть можно.
Кряж выпрыгнул из постели и пододвинул Матуле стул.
— Да мы вовсе и не больны, дядя Герге.
— А я и не сказал этого. Но вы простыли, а когда так, то лучше слушаться доктора.
— Серку не взяли с собой?
— Там оставил, его место там. Я все прибрал и почистил — шалаш, удочки, катушки, ружье. Искал второй сапог, но, конечно, не нашел. Вы когда приедете-то? Не сказал доктор?
— Да, наверное, через несколько дней.
— Ну и не беда — сейчас после града камыши все полегли, побило их сильно. Ну да через пару дней опять встанут. Патроны тоже отсырели, но я уже купил новые. Н-да, скверная выдалась погодка, что правда, то правда.
Матула говорил все это Кряжу, а смотрел на Дюлу, который снова заснул. Тогда старик тихо встал и кивнул Кряжу.
— Не будем мешать ему спать, — прошептал он и неслышно вышел из комнаты.
Кряж не понял, почему Матула так оберегал сон Дюлы, но после плотного завтрака не стал над этим задумываться. Он тоже заснул.
Еще не наступил полдень, когда Плотовщику сделали инъекцию пенициллина, но он этого даже не заметил. Ему было очень худо: он горел в жару и был почти без сознания.
— Конечно, если бы парнишка был покрепче, другой бы разговор, — сказал позже доктор в конторе. — А этого беднягу Кряжа не держите в постели: он практически здоров. Пусть его полечит тетушка Нанчи. У нее же имеются очень хорошие мази и рука набита на лечении болячек, ожогов и тому подобного.
— Ослаб бедный мальчик, — вздохнул Иштван, — если бы узнали его родители…
— А как они узнают? Надеюсь, ты не собираешься им писать. Не хватает мне еще тут истеричной мамаши! Через две недели ты сможешь передать своего племянничка на окончательное излечение Матуле. Старое доброе солнце, воздух и вода довершат дело. Нужно будет только следить за тем, чтобы он больше не простужался.
— В тот день, когда малец встанет на ноги, ты, Йошка, получишь поросенка.
— Хозяйства у меня нет, так что лучше зажарь его, а иначе что мне с ним делать? Разумеется, не ты сам — пусть Нанчи зажарит. А тогда ты пригласишь меня, и мы вместе с ребятами разделаемся с ним. Под вечер я еще раз зайду.
Когда доктор ушел, дядя Иштван вспомнил о своем обещании написать письмо сестре и рассказать ей о ее сыне. Наконец после долгой подготовки и тяжелых вздохов он засел за письмо.
Дорогой Акош и милая сестра!
Сообщаю вам, что я целиком и полностью доволен вашим сыном, а также и Кряжем. Мальчик крепнет — это утверждает доктор, которого я попросил осмотреть обоих ребят. («Что правда, то правда», — вздохнул агроном и закурил сигару.) Они занимаются математикой, а Дюла на прошлой неделе поймал огромного сома, поскольку я нет-нет да и пускаю их на реку, разумеется, под строгим надзором.
Вчера у нас был сильный град, и сейчас сыро и грязно, так что сегодня я велел ребятам оставаться дома. (И это правда!) Ничего, если они немного поваляются в постели. Сейчас я был у них в комнате, они целуют вас. («Чего бы, черт возьми, еще написать?»)
Нанчи потом пришлите чего-нибудь в подарок, платок или чулки, словом, что хотите. Она кормит ребят как на убой. Целую вас.
Иштван.
— Вот так, — проговорил он и заклеил конверт. — Опять эта паршивая сигара погасла!