Терновая крепость
Шрифт:
— К тому-то времени мы будем как огурчики.
— Не думаю, — проговорил Матула, поворачивая над огнем штаны, от которых шел пар. — Но сегодня же мы возвращаемся домой…
— Что-нибудь случилось, дядя Герге?
— Ничего! А чему бы случиться? Град сильнее всего был здесь, а деревне досталось меньше. Молотьбу приостановили, тока прикрыли брезентом, а когда я второй раз возвращался, уже снова гудели машины.
— Второй раз? — удивленно посмотрел на старика Дюла.
— Когда я первый раз был здесь, вы спали и даже
Ребята слушали молча, но на лице Плотовщика появилось обиженное выражение. Правда, эта обида была неглубокой да и заметить ее было трудновато, так как лицо нашего славного Плотовщика теперь не способно выражать какие бы то ни было чувства. Неглубокой же она была потому, что, хотя ему и тяжело было расстаться с хижиной и со старым Герге, его все же радовала мысль о ласковых руках тетушки Нанчи, о теплой постели и вообще о каменном доме, не продуваемом насквозь ветром.
— А сколько мы должны будем там пробыть, дядя Герге?
— Сколько захотите.
— Ну, это не плохо, — проговорил Кряж, поглаживая свою измолоченную градом голову. — Нам не повредит, если нас малость подвинтят.
— Ну, об этом и речи нет, — успокоил их Матула, неправильно поняв Кряжа. — Разве что господин Иштван скажет вам пару теплых слов, но это не беда.
— Кряж даже сапог потерял в иле, потому что пришлось тянуть лодку за цепь к камышам. Грести совершенно нельзя было. Второй сапог, правда, уцелел.
— Один сапог — это не сапоги, — глубокомысленно заметил Матула. — Но, к счастью, тут пешком-то идти совсем чуток.
— Н-да… подумать даже страшно, — сразу потускнел Плотовщик. — Ноги у нас все в порезах и царапинах… И мокро сейчас.
— Телега вас будет ждать у моста, а до моста мы доедем на лодке.
— Дядя Герге! — воскликнул Плотовщик, готовый броситься на шею старику. — Вы обо всем подумали!
— Обо всем не обо всем, только о том, о чем надобно. Но одежда ваша уже просохла. А телега, наверное, уже у моста.
Мальчики тотчас же оделись. Правда, когда они одевались, им казалось, что вся одежда их утыкана колючками.
— Я с удовольствием отправился бы совсем раздетым, — морщась от боли, проговорил Плотовщик. И действительно на теле с трудом можно было отыскать живое место.
— Можно я буду грести, дядя Герге? — спросил Кряж, державшийся более стойко.
— Еще успеешь погрести, а сейчас нам надо спешить.
И Кряж увидел, что значит грести по-настоящему. Впрочем, Дюла еще не видел ничего подобного, ведь до этого Матула никогда не спешил. А сейчас он торопился, и лодка буквально летела по воде.
Исхлестанные градом ребята сидели в лодке и дрожали, а Кряж вдруг так громко чихнул, что даже вспугнул цаплю, которая, вытянув
— Ага, — промолвил Матула, — ага! Начинается уже. Ну да ничего, тетушка Нанчи сделает вам ванну и напоит горячим чаем…
Когда телега въехала во двор, тетя Нанчи стояла в дверях, подбоченившись, с воинственной миной на обычно кротком лице. Тетушка Нанчи была подготовлена к тому, что ребята «промокли», как сказал Матула, и поскольку это сказал Матула, то она готова была даже и к тому, что дети очень промокли, но такого зрелища она никак не ожидала.
— Добрый день, тетя Нанчи, — хрипло произнес Дюла и попытался улыбнуться, но левый глаз у него только наполовину раскрылся, а распухший нос, украшенный двумя ссадинами, наверное, с орех величиной, вообще не смог принять участие в улыбке, считая, что она ему сейчас никак не соответствует.
«Я так и окаменела, — рассказывала позже старая Нанчи, — хотя увидала только их лица».
— Вот мы и приехали, тетя Нанчи! — весело провозгласил Кряж, чтобы разрядить обстановку. Однако голову свою он держал осторожно, словно дорогую хрустальную вазу, и странно запрокидывал ее, точно гусь, взирающий на небо. — Вот мы и приехали!
— Да уж вижу, — с тяжелым вздохом ответила Нанчи. — Вижу, боже милосердный, хотя лучше бы я этого не видела! Ну, слезайте же скорее!
— Первым зашевелился Кряж и выпростал из-под одеяла голые ноги.
Нужно признаться, что Кряж слегка покраснел, потому что… Ох, уж эти ноги!
Тетя Нанчи как завороженная смотрела на ноги Кряжа, а тот все сильнее и сильнее краснел под ее взглядом.
— Сапоги я потерял, — заговорил наконец он. — Но ничего, я ведь привез из дому и башмаки.
— Господи помилуй! Ноги-то все в крови!
— Чепуха, небольшие ссадины… — И, твердо став на ноги, Кряж с готовностью предложил: —Тебе помочь, Плотовщичок?
Дюла приподнялся на телеге. Его пошатывало, и ему казалось, что тело его, нывшее от боли, вот-вот рассыплется на куски.
— Пожалуй, помоги, Кряж.
Телега укатила, наши герои поплелись в дом, а тетушка Нанчи кружила вокруг них, оглядывая со всех сторон, как наседка своих цыплят.
— Небо милосердное! — причитала старушка. — Небо милосердное! И всему виной этот Матула! — вдруг взорвалась она.
— Почему? — в недоумении остановились оба мальчика. — Почему?
— Да не стойте вы, несчастные! «Почему, почему»! А потому! — воскликнула она. — Потому, что он не побеспокоился о вас!
— Да ведь…
— Идите, идите! Ванна ждет вас, кровати приготовлены, а им разговаривать захотелось!
В ванной комнате было по-настоящему жарко, весело булькала вода, и на крючке висели две огромные ночные рубашки дяди Иштвана.
— Потрите друг другу спину. Вон тут рубашки. А потом марш в постель! Тогда я уже посмотрю, что с вами делать!