Терновая крепость
Шрифт:
И через полчаса оба паренька стояли в комнате, чистые и сухие, похожие в ночных рубашках дяди Иштвана на индийских факиров, только что вставших с досок, утыканных раскаленными гвоздями.
— Давай ложиться, Кряж, а то я сейчас свалюсь. И сразу же закрывай глаза, иначе тетушка Нанчи не даст нам покоя.
Впрочем, это предупреждение было излишним, потому что Кряж не только закрыл глаза, но через несколько минут уже легонько похрапывал, погрузившись в бездонную пучину сна.
Разумеется, они и представления не имели о том, что солнце зашло, и в окна черными глазами
Деревня окуталась мраком, потому что небо вновь заволокли тучи, закрывшие звезды. Трудно было сказать, снилось ли что-нибудь нашим избитым градом молодцам. Дюла, правда, не раз беспокойно ворочался во сне, зато Кряж совсем затих, даже похрапывания не было слышно.
Не знали они, конечно, и о том, что тетя Нанчи несколько раз заходила к ним и с чаем и со всякими баночками и скляночками и лишь с трудом подавляла в себе желание немедленно приступить к лечению ребят.
— Душа не лежала будить их, — говорила она дяде Иштвану, пребывавшему в крайне дурном расположении духа и нет-нет да отпускавшему короткие, но. крепкие словечки в адрес града.
— Если бы вы только их видели! — сказала Нанчи, кивнув в сторону двери.
— А чего мне на них смотреть?
И все же после ужина он зашел к мальчикам и включил свет.
— Черт побери! — даже присвистнул он от удивления, переводя взгляд с синевато-зеленого лица Плотовщика и его распухшего носа на шишкастую и словно покрытую коростой голову Кряжа. — Их, видно, град застал где-то на открытом месте!
И он подошел поближе к Дюле, который спал, разбросавшись, почти скинув с себя одеяло. Дядя Иштван внимательно посмотрел на его сбитые, исцарапанные колени, на покрытый испариной лоб и ласково взял руку племянника в свою.
«У мальчика жар, — подумал он. — Если послать за доктором, пока он приедет, будет полночь: ведь я сам дал ему телегу доехать до соседней деревни».
«Ну, может, и так обойдется, — успокоил он себя и тихо вышел из комнаты. Но прежде чем выключить свет, еще раз оглянулся. — Нет, у Дюлы жар, и это не от царапин и синяков».
— Тетушка Нанчи, — сказал он, выйдя на кухню, — пусть Балаж к семи съездит за доктором.
— Не нужно ни за кем ездить!
— Нужно! К тому времени я вернусь домой — хочу поговорить с ним. А Балаж пусть не распрягает, а отвезет брезент к машинам, чтобы было на чем просушить овес. А на обратном пути пусть захватит бидоны из-под масла. Только чтобы переложил их соломой, а не то перепачкает всю повозку…
— Балаж человек аккуратный.
— Потом пусть заедет в кузницу, подковать лошадь, а по дороге пусть заглянет в кооператив, не привезли ли купорос и сбрую. Если еще нет, надо будет позвонить по телефону на базу. Если привезли, пусть доставит в амбар, но скажите, чтобы по пути заехал за акушеркой — жена Йошки Лакатоша просила.
— Вица?
— Ага.
— Так ей еще рано.
— Тетя Нанчи, раз Вица просила акушерку, значит, надо. Они же не сказали, что срочно. Балаж успеет сначала отвезти купорос в амбар, а потом — акушерку к Вице.
— Хорошо, скажу.
— А дети пусть спят.
— Но они, бедняжки, даже не поели.
— И
В доме все стихло. Старушка еще раз в раздумье посмотрела на баночки со снадобьями, на склянки с самыми надежными лекарствами, потом поставила их рядком, решив: «Ужо завтра…» — и на этом успокоилась.
До завтра, правда, было еще далеко, но это чувствовал только Дюла, да и то во сне. Впрочем, сновидения его были хотя и сумбурными, но не тяжелыми, поэтому наутро он их позабыл. Плотовщик то сбрасывал с себя одеяло, то закутывался в него, потому что ему было то жарко, то холодно, но и в эти минуты он ни разу не проснулся.
Когда же он наконец открыл глаза, в комнате было уже светло. Слышно было, как во двор въехала телега. Потом донесся голос дяди Иштвана.
Однако уши Дюлы словно не воспринимали эти звуки. Боли он никакой не чувствовал. У него было такое ощущение, словно его обволакивал непрекращающийся мягкий шепот, который подхватывал и нес его. И он опять закрывал глаза.
Вскоре он снова их «открыл и увидел у своей кровати, рядом с дядей Иштваном, какого-то незнакомого человека.
Дюла посмотрел в сторону Кряжа, желая убедиться, наяву или во сне к нему явилось это немое видение, и понял, это наяву, потому что с другой кровати на него глядел его друг.
— Может, ты сел бы на кровати, бравый Плотовщик? Вот доктор хотел бы тебя осмотреть. А вообще-то доброе утро!
Плотовщик испуганно приподнялся, что оказалось далеко не легким и не безболезненным делом.
— Прошу прощения! Доброе утро! Я так крепко спал…
— Можешь спокойно лечь, Плотовщик, и скажи своему дяде, чтобы он не брал на себя роли врача. Вот так.
Плотовщик с трудом улыбнулся и тут же почувствовал на своем запястье мягкое прикосновение сухой и холодной руки доктора.
— Вам не удалось укрыться от града?
— Нет. Он настиг нас на озере, в камышах. И мы поздно заметили, что надвигается гроза. Грести же мы вообще не могли, ветер был ужасный.
— Представляю себе, — проговорил дядя Иштван. — А сухих курток вы, разумеется, с собой не захватили?
— Иштван, может быть, ты выйдешь из комнаты? — спросил доктор.
— Нет! Я его второй отец!
— Сядь, Плотовщик. — И доктор помог Дюле сесть. — А в другой раз, когда тебе понадобится второй отец, приходи ко мне. Дыши!
Тем временем дядя Иштван шептался с Кряжем.
— Дядя Иштван, а зачем доктор?
— Он осмотрит вас.
— И меня тоже?
— Разумеется. А потом уйдет. Я слышал, ты потерял сапоги. Получишь другие.
— У мамы есть деньги.
— Ты что, подзатыльника захотел? Я же сказал, что я вам — второй отец.
— Можешь лечь, Плотовщик, — проговорил доктор. — День-два постельного режима, а затем снова сможете отправиться под крылышко Матулы. Садись теперь ты, Кряж.
Кряж сел и заулыбался, потому что доктор вел себя так, точно они были десять лет хорошо знакомы. Это действовало очень успокаивающе.